Макс Брэнд - Всадники равнин

— Ну что ж, Эндрю, — проговорил он, наконец, — я, конечно, в этих делах не разбираюсь. Но все равно, желаю тебе удачи и всяческих благ.

— Спасибо, — сказал Энди, — и позволь мне дать тебе один небольшой совет — если хочешь подзаработать немного деньжат, то вот у Дарема как раз…

— Пошли они все к черту! — перебил брата Росс Хейл. Ему было за что проклинать Даремов, ибо некий недуг странным образом стремительно уменьшал поголовье его стада.

— Что ж, — примирительно сказал Энди, — это твое дело. А как там дела у Питера?

Лицо Росса Хейла расплылось в широкой улыбке, а глаза торжествующе засияли. Но он попытался сделать свой голос как можно более небрежным и невыразительным.

— Да вот, слышал тут о нем недавно от людей. Кто-то из его знакомых передал для меня эту вырезку. Сам же Питер ни словом не обмолвился о том, что про него уже пишут в газетах!

С этими словами он извлек из кармана сложенную вырезку из газеты, довольно потертую на сгибах, в которой говорилось о том, как команда школы Хантли одержала убедительную победу над командой школы Уинрейвена в футбольном матче со счетом два один, и все это благодаря самоотверженной игре шестнадцатилетнего Питера Хейла. Орудуя могучими плечами, он прорвался сквозь кордон полузащитников, увернулся от удара ногой, и сделав блистательную пробежку, забил гол. Затем он снова прорвался вперед и с такой силой толкнул защитника, что тот выронил мяч, который тут же был подобран другим игроком из команды Хантли, и вот так был забит ещё один гол. Ходу самой игры было отведено минимум места, в основном же заметка была посвящена блистательным достижениям Питера Хейла. Его имя также фигурировало и в огромном, бросающемся в глаза, заголовке. А в самом начале заметки целый длинный параграф был посвящен тому, как на спортивном небосклоне зажигаются новые звезды.

Энди Хейл дважды прочитал это послание от начала до конца, и когда он протянул листок обратно, губы его чуть заметно поджались.

— Ну и дела, Росс! — растроганно сказал он. — Даже и не знаю, гордиться ли мне тем, что у меня такой племянник, или же завидовать тебе, что у тебя растет такой сын. Конечно, мне за своего Чарли тоже стыдиться не приходится, но только вряд ли о нем тоже вот так напишут в газете!

Обернувшись, он взглянул на сына — статного, крепкого, загорелого красавца — как раз в тот момент, как тот, пришпорив коня, пронесся галопом мимо и скрылся за углом амбара.

— Ему только шестнадцать, но работает наравне со взрослыми, — сказал Энди Хейл. — Может быть он и не умеет складно говорить, как тому обучен твой мальчик, но выгоду свою туго знает, так что при случае ни за что не упустит! Мне не приходится краснеть за своего Чарли, хоть он и не забивает никаких голов!

И все-таки, возвращаясь домой тем вечером, Росс Хейл чувствовал себя победителем, пережившим великий триумф. Нет, угловой участочек ему все же пришлось уступить Энди, но зато в то же время он смог хотя бы немного погреться в лучах славы Питера и поделиться своей великой радостью с другими. И этого было вполне достаточно! Потому что теперь, возвращаясь обратно в безрадостный дом, к холодному очагу, он чувствовал, что эти лишения не напрасны. И тем вечером он вошел в свою сырую спальню и заснул безмятежным сном, набираясь сил для того, чтобы принять на свои плечи бремя сыновней славы.

Успехи же Питера в науках были куда скромнее его спортивных заслуг. Осенью он блистал на футбольном поле, где его достижения были поистине впечатляющими. Зимой он играл за сборную команду школы в хоккей. Весной он входил в состав бейсбольной девятки; а летом пересаживался на весла, отстаивая честь школы Хантли на соревнованиях по гребле на «восьмерках». Все это получалось у Питера наредкость здорово, и время от времени известия об этом доходили и до Росса Хейла, издалека гордившегося спортивными достижениями сына, от которого его отделяли многие и многие мили гористых пустынь, и каждая весточка о котором подобно райской музыке услаждала отцовский слух и тешила его тщеславие.

В учении же успехи Питера были чуть выше среднего — а по началу и вовсе ниже этого уровня — но и это положение дел хоть и медленно, но неуклонно выправлялось. Далеко не все было гладко, имелись и свои камни преткновения. Питер не писал длинных писем, и вообще, был скуп на слова, но однажды в одном из своих посланий к отцу он все же посетовал на жизнь, проклятием которой стала никак не дающаяся ему латынь. Но вскоре на его голову обрушилась ещё большая напасть — греческий! Оба этих предмета едва не сжили бедного Питера со свету, но после упорной и продолжительной борьбы, он все же вышел победителем и из этой схватки.