Римъ Эдельштейн - Драконья Десница

Медленно встав, девушка немного отдышалась и почувствовала, как саднят разбитые колени; как жжёт ладонь, разрезанная осколком. Осмотрев конечность, Птолема ужаснулась: вся до локтя рука была измазана кровью, это было жуткое зрелище.

Гром грохотал где-то далеко, гроза, по всей видимости, сходила на нет, даже дождь из

ливневого превратился в моросящий.

Спустя несколько мгновений служанка побрела дальше, стараясь держаться как можно ближе к домам. Она совершенно не понимала, в какой район зашла, и мысль о том, что теперь она будет блуждать тут до самого конца, всё глубже вгрызалась ей в голову.

Птолема медленно шла, она уже давно скинула обувь – ещё в начале погони – и теперь понимала, что её ступни тоже изранены. Наверное, где-то наступила на острый камень. Теперь вместо страха не пришло облегчение, наоборот – дикий ужас, а потом и всепоглощающее отчаяние.

Буквально несколько часов назад какой-то монстр (а она уже не сомневалась, что это не человек, пусть никогда и не сталкивалась с чем-то подобным) разнёс в щепки входную дверь (!) в поместье градоначальника (!!), утроил там настоящий погром (!!!), а потом и вообще убил самого Пироса в особо жестокой манере (!!!!).

И хоть у Птолемы и не было достаточного образования, и умом она особым никогда не отличалась, девушка не сомневалась, что теперь начнут искать именно её, так как все кругом знали служанку Пироса. Да и вообще, куда первым делом наведаются гвардейцы, когда обнаружат, что произошло? Конечно же, к её разлюбезнейшей тётушке, которая и пристроила туда Птолему.

Сама тётушка была в услужении одного из авторитетных воинских чинов, которого побаивался даже сам Пирос, поэтому ей не составило труда предоставить кандидатуру Птолемы на роль гувернантки, причём так, чтобы её взяли.

И теперь, бродя по ночному городу среди незнакомых улиц, с разодранным платьем, разбитыми коленями и разрезанной рукой, Птолема уже почти что ненавидела свою тётю. Да, люди бывают очень слабы духом перед лицом внезапных трудностей.

Так и брела бы она по улице, изнывая от ран и переживаний, если бы не увидела, как далеко впереди из-за угла одного из домов нарисовался силуэт: крупный человек, медленно идущий ей навстречу. В его руке был фонарь, который отсюда представлял собой огонёк. Казалось бы, вот оно – спасение, огонь надежды, так скажем.

Но только не для Птолемы. Мимолётное чувство радости тут же сменилось внезапным испугом.

«Теперь никому нельзя попадаться на глаза», – обречённо подумала Птолема и на её глаза опять навернулись слёзы, а горло засаднило в преддверии рыданий. Она не знала, почему это должно быть так важно, но почему-то была уверена, что оставаться как можно более скрытной – залог её безопасности.

Поэтому она развернулась и побежала. Снова. Шлепки босых ног эхом разносились по пустой улице, девушка бежала со всех ног, уже не чувствуя ничего, кроме желания спрятаться куда-нибудь. Птолема уходила дворами всё дальше и дальше, вглубь незнакомых кварталов. Кварталов нищих, где она никогда не появлялась.

Конечно же, Птолема привлекла взор тех, кто есть в любом городе, и кто никогда не спит, а терпеливо выжидает. Тем более в таких местах.

Если бы она знала, к чему это приведёт, бывшая служанка предпочла бы остаться в доме градоправителя и лежать с прокушенной глоткой.

***

Майер шёл по улице, хлюпая сапогами и прихрамывая на одну ногу. Прямо перед собой он держал фонарь и силился хоть что-нибудь рассмотреть впереди. Вскоре дорога под его ногами превратилась в брусчатку, наверное, он дошёл до того места, где начинается квартал элиты.

Подняв голову, Майер увидел перед собой громады элитных особняков: разумеется, каждый друг от друга на почтительном расстоянии, и многие – самые крупные, в несколько этажей, огорожены высокими стенами, а некоторые – приземистые домики, пусть гораздо просторнее, чем у черни. Да, Майер прекрасно знал, что простой люд они считали за чернь, но ему было абсолютно плевать на это.

Самым первым, разумеется, был дом градоправителя – особняк в два этажа. Его не огораживали высокие стены, потому что Пирос хотел при каждом удобном случае демонстрировать королю, что он близок к народу. И, опять же, все прекрасно знали, что в подвале этого поместья однозначно спрятано кой-какое добро, так сказать, всё то, что Пирос нажил честным трудом, помогая людям.

И тут Майера осенило: с его поместьем что-то не так. Пусть он стоял на почтительном отдалении, но не мог не заметить открытую входную дверь.