Луис Ламур - Как был покорен Запад

Лайнус негромко выругался и взялся за работу. Кажется, в эти дни он только и делает, что латает каноэ. Эта лодка была большая, довольно новая и, если не считать поврежденного места, в отличном состоянии. Дряхлое каноэ, которое он нашел в кустах возле пещеры, слишком мало для его груза — а жаль, оно легкое на ходу и поворотливое…

На тропинке у него за спиной раздались шаги… он внутренне сжался. Но даже при этом ощутил странную теплоту, ему было по-настоящему приятно. Он разозлился, что может так смущаться. Но, черт побери, чего же ему, в конце концов, хочется на самом деле?

Она подошла к нему и остановилась, глядя на поврежденное каноэ.

— Придется поработать, — сказал Лайнус, — но я его так залатаю, что будет как новенькое.

— Лайнус…

— Ева, давай больше не будем говорить об этом.

— Лайнус, я должна тебе сказать. Ты сам не знаешь, что у тебя на душе.

— Может, так — а, может, и нет. Не стану отрицать, ты все время была у меня в мыслях — и все же я пошел «поглядеть на зверя» с этой пиратской девчонкой. И всегда я буду бегать «поглядеть на зверя», Ева, — просто не так я скроен, чтобы быть фермером и мужем.

— Лайнус, больше я об этом не заговорю, независимо от того, увижу тебя когда-нибудь снова или нет.

— Вот так-то лучше, Ева. Храни тебя Господь… знаешь, я уж и не припомню, когда в последний раз говорил такие слова кому-нибудь…

Сдерживая слезу, она резко отвернулась и пошла к тропинке. Лайнус выпрямился. Какое-то мгновение ему хотелось окликнуть ее. Но он только угрюмо сцепил зубы. И сказал про себя: «Ты не создан для женитьбы. Не успеешь ты осесть на месте, как тут же начнешь вспоминать, как свистит ветер над Южным перевалом или как плещет вода в озере у подножия Тетонских гор. А шагая за плугом, ты будешь слышать ярые ветры в вершинах сосен на гребне Могольон в Аризоне, или плеск бобрового хвоста в каком-нибудь пруду в Зеленых горах. Нет, сэр! Лайнус, ты не создан для женитьбы, не приближайся ты к этому делу и на пушечный выстрел».

Он ободрал с березы кусок коры и принялся за дело — нужно было удалить поврежденный лоскут и поставить вместо него целый — но лицо девушки осталось у него в мыслях и мешало работать. Он потихоньку ругался и хмурился, пришивая заплату на место.

«Пора уже отправляться в Питтсбург… и чем скорее, тем лучше. И вовсе сейчас ни к чему предаваться нежным мыслям о какой-то девчонке-переселенке…»

Был полдень, но на реке лежала тьма. Черная вздувшаяся вода быстро неслась, вспугнутая опускающимися все ниже черными, нависающими над головой облаками. Гром ворчал в далеких скальных коридорах, дождь все громче колотил по воде.

Плот Харви несся на четверть мили впереди, едва различимый сквозь стальную сетку дождя. Похоже, у рулевого весла стоял Брутус… он был крепкий, стойкий, с ровным характером. Никогда не приходил в возбуждение, никогда не тревожился; когда надвигались неприятности или опасность, он просто наклонял голову, набычивался и шел вперед — как делают все такие люди до своего последнего дня.

Когда другие ударяются в панику и вопят, когда они стенают и льют горькие слезы, кляня переменчивые времена, всегда остаются такие люди, как Брутус, которые просто продолжают идти вперед. Переменчивые времена, гнев, разочарование, поражение — все они воспринимают хладнокровно и стойко, и живут свою жизнь в спокойном упорстве…

Так Думала Ева, глядя из-под навеса на дождь. Брутус хороший человек, жалко, что он не тот, кто ей нужен. Правда, он тоже не проявлял к ней никакого особенного интереса сверх обычного дружеского внимания.

Зебулон щурился — дождь хлестал в лицо; он смотрел вперед, выискивая коряги. Лилит мучилась с веревкой, пытаясь покрепче натянуть брезент — жестокие порывы ветра совсем раздергали его.

— Поосторожней, Лил! — закричал он, стараясь перекрыть раскаты грома, шум ветра и дождя. — Осто-ро-о-ожнее!

За дождем уже не было видно плота Харви. Река как будто неслась еще быстрее… или это казалось из-за ветра и дождя?

Зебулон с тревогой смотрел вперед. Один сын раненый, другой — больной… девочки изо всех сил стараются заменить Сэма. Он до сих пор никогда не осознавал, насколько все они зависят от Сэма; внезапно его разум как бы разделился странным образом на две части — не оставляя мыслей о сыне, он одновременно пытался оценить реку и справиться с ней.

Удивительно, но он и в самом деле не знал своего сына. У человека есть дети, и он воспринимает их как данное; это твои дети, они выросли у тебя в доме, и ты знаешь их как облупленных. А потом однажды понимаешь вдруг, что они — люди. Личности со своими мыслями, мечтами и устремлениями… может быть, весьма далекими от того, что ты когда-нибудь мог себе представить.