Макс Брэнд - Ночной всадник

— Да, сейчас его ничего не интересует. Его не волнует здоровье скота, даже прибыль или убыток в торговле для него ничего не значат. Он просто устранился от любой работы.

— Ага, постепенное уменьшение способностей к вниманию.

— В некотором роде да. Но отец более живой, чем когда-либо. Например, похоже, у него развился сверхъестественный слух.

— Я собирался приписать его состояние воздействию возраста, — заметил Бирн. — Но это нетипично. Этот… э-э… внутренний слух не сопровождается интересом ни к чему в особенности?

Поскольку Кети промолчала, доктор решил, что девушка согласилась, но затем Бирн разглядел в темноте блеск ее глаз, словно она что-то рассматривала за его спиной.

— Только к одному, — наконец ответила она. — Да, он сохранил интерес только к одному.

Доктор облегченно кивнул:

— Хорошо! И что же…

Кети снова замолчала, но на этот раз заинтересованный Бирн пристально взглянул на нее. Та казалась глубоко обеспокоенной: одна рука крепко сжимала луку седла, рот приоткрылся; Кети напоминала человека, испытывающего невыносимую боль. Бирн не мог бы сказать, что заставляло трепетать ее блузку — легкий ветерок или быстрое дыхание.

— Об этом… — выдохнула она, — трудно говорить… Да и бесполезно!

— Разумеется, нет! — запротестовал доктор. — Причина, моя дорогая, хотя может показаться удаленной от своего следствия, имеет огромное значение для диагноза.

— Вот все, что я могу вам сказать, — поспешно перебила Кети. — Он ждет события, которое никогда не случится. Отец потерял кое-что в своей жизни. То, что никогда не сможет вернуть. Так стоит ли нам обсуждать его потерю?

— Для критического ума, — спокойно возразил доктор и автоматически поправил очки, — все имеет значение.

— Уже почти стемнело! — поспешно воскликнула девушка. — Поехали!

— Сначала, — придержал ее Бирн, — я должен сказать вам, что перед отъездом из Элкхеда я услышал намек на некоторую замечательную историю, касавшуюся человека, лошади и собаки. Может быть…

Но Кети словно оглохла. До Бирна донеслось короткое тихое восклицание, адресованное лошади, а в следующий момент всадница галопом помчалась вниз по склону.

Доктор устремился следом. В седле его так растрясло, что он почти задохнулся.

Едва войдя в дом, они столкнулись с высоким темноволосым мужчиной с глубоко посаженными темными глазами. Его загорелая кожа приобрела бронзовый оттенок, и он мог бы показаться красивым, не будь его черты так резко вырезаны и грубо отделаны. Довольно длинные волосы незнакомца развевались сквозняком из открытой двери. В нем было что-то диковатое, и сердце Рэндалла дало сбой. Когда мужчина увидел девушку, то его лицо сразу просветлело, но при взгляде на Бирна свет погас.

— Ты не нашла доктора, Кети? — спросил он.

— Доктора Хардина нет, и я привезла вместо него доктора Бирна.

Высокий мужчина лениво осмотрел Рэндалла с головы до пят и протянул широкую ладонь:

— Как поживаете, док?

Бирн решил, что все мужчины в горах очень большие. Такие физические размеры несколько раздражали. Они постоянно вынуждали его защищаться. Он то и дело извинялся перед самим собой и суммировал собственные достоинства. Сейчас у него возникла более серьезная причина для недовольства. Совершенно очевидно, что мужчина не принял всерьез незнакомого доктора.

— А это, — продолжала Кети, — мистер Дэниелс Бак. Есть новости?

— Почти нет, — покачал головой Бак. — Когда наступил вечер, он сказал, что ему, кажется, холодно. Я накрыл его пледом. Тогда он просто сидел, уставившись в никуда. Но недавно начал нервничать.

— Что он делал?

— Ничего. Я только чувствовал, что он возбужден. Примерно так же, как лошадь, перед тем, как собирается понести.

— Вы хотите пройти в свою комнату, доктор, или пойдете к нему прямо сейчас?

— Сейчас, — решил Бирн и последовал за Кети через прихожую.

Интерьер комнаты напомнил Рэндаллу скорее неовикторианский стиль, чем привычное для горной провинции оформление. На полу лежал ковер, сплетенный из нитей всевозможных цветов, но подобранных в грубоватый узор: красный в центре и серо-голубой по краям. Обитые зеленой тканью неглубокие стулья меняли цвет на мышиный, когда свет падал на подлокотники и спинки, и заставляли ваши колени торчать по-идиотски далеко и высоко. В одном конце комнаты Бирн увидел застекленный шкафчик, заполненный морскими раковинами и безделушками, а над ними крест в стеклянном ящике, окруженный веночком из роз. Большую часть стены заполняли гравюры, на которых изображалось все что угодно — начиная Ниагарским водопадом и заканчивая леди Гамильтон. Другой угол комнаты занимала картина с изображением лошадей, финиширующих ноздря в ноздрю. Художник изобразил благородных скакунов существами с огромными крупами и мускулистыми спинами, плавно переходившими в тонкие ножки фавнов. Эти животные летели словно птицы, приняв самые странные позы: передние копыта поднимались выше голов, а задние доставали до кончиков хвостов. Жокей на первой лошади сидел совершенно спокойно, но тот, что проигрывал, размахивал плетью и выглядел механической куклой из-за своих ярко-розовых щек. Вдоль дорожки в грациозных позах стояли мужчины в очень облегающих брюках и дамы с обнаженными плечами и туго затянутыми талиями. Вся компания опиралась на трости или сложенные зонтики и даже развернулась спинами к дорожке, словно считая свою беспечную болтовню более интересной, чем стремительный финиш.