Макс Брэнд - Остаться в живых

— Не думаю, что смогу найти ответ, — признался я, когда он повторил свой вопрос.

— Зато у меня ответ найдется, — бодро объявил Лэнки. — Все дело в том, что любовь сама по себе является одним из видов сумасшествия. Влюбленный джентльмен всегда немного помешан, вот так-то. Ты не заметишь ничего особенного в моей возлюбленной с одиноко торчащим зубом, а я не найду ничего привлекательного в твоей любимой девушке, у которой зубов больше, чем нужно. Как видишь, каждый из нас предпочитает свой собственный, особенный вид яда, и стоит только ей взглянуть, как у нас тут же сердца из груди выпрыгивают от волнения и земля из-под ног уходит! Да, это один из видов безумия, никак иначе. И поэтому не случится ничего страшного, если ты будешь вести себя как ненормальный во всем, что касается этой девчушки Мид. Чем безумнее твои поступки, тем больше она уверует, что ты в нее влюблен. И наоборот, чем более здраво ты вздумаешь себя вести, тем сильнее ее папа и она сама будут склоняться к мысли, что не так-то уж ты и увлечен ею на самом деле. Ты следишь за ходом моих мыслей, Нелли?

— Слежу, — ответил я. — Но ляпнуть, что я заявлюсь к ним в девять тридцать, проскочив мимо толпы вооруженных людей, которым приказано стрелять, как только они меня заметят…

— Видишь ли, в чем дело, партнер. — Лэнки разжег трубку, а затем выбросил одну руку вперед, широким жестом снисходительного и великодушного мудреца. — Видишь ли, в чем тут дело… Не будь старик Мид и сам отчасти заинтересован этой идеей, он не стал бы строить на твоем пути столько препятствий.

— Каким образом ты пришел к такому выводу? — полюбопытствовал я, начиная разжигать костер.

— Каким, говоришь, образом? Да очень просто, сынок! Мистер Мид, можешь не сомневаться, романтик по натуре, поэтому, даже вскипая и неистовствуя от одной только мысли, что ты свидишься с его дочкой, он вовсе не запрещает тебе сделать это и не прячет девушку подальше, а собирается сделать эту встречу невозможной для тебя. А это слово — «невозможный» — очень уж обширное и многозначительное, браток. Его легко произнести, легко написать черным по белому, но выполнить то, что за ним стоит, не так-то просто. Мид сказал, что собирается сделать эту встречу невозможной для тебя, а он человек богатый, он умен и вдобавок может расставить повсюду кучу вооруженных людей, готовых выполнить любой приказ. Но все равно есть шанс, что Мид выстроит стену, в которой один кирпич окажется слабым, и если мы найдем и вышибем этот один-единственный кирпич, то легко пролезем сквозь образовавшуюся брешь!

Лэнки закинул ногу на ногу, пока излагал мне все это, и на лице его проступило выражение такого живейшего удовольствия, какого я еще никогда в жизни не видывал.

— Но как нам обнаружить этот слабый кирпич в сплошной стене? — спросил я.

— Не знаю, — усмехнулся он. — Как раз об этом я и собираюсь теперь поразмыслить. Лучший способ обдумывания проблемы состоит в том, чтобы не дергаться, не беспокоиться, а просто глубоко дышать, как будто бы ты спишь, и довольно скоро, когда ты полностью расслабишься, в голову сами собой потекут новые мысли. Сначала — смутные и едва уловимые, как бесформенные, призрачные картины сновидения, которое еще не овладело тобой целиком, затем — все более ясные и отчетливые и, наконец, — готовенькие, во всей своей полноте и завершенности.

Я искоса поглядывал на Лэнки, продолжая готовить ужин. Я настолько проголодался, что, приписывая свой зверский аппетит и спутнику, решил запечь всех четырех куропаток сразу. Я насадил обработанные птичьи тушки на прутья, затем укрепил их перед костром, слегка наклонив и намереваясь таким образом хорошенько пропечь куропаток до появления соблазнительно хрустящей корочки.

Теперь осталось только присматривать за ними. У Лэнки нашлись кофе и кофейник, а также сухари и соль. Все это хранилось в походных сумках за седлом «медвежьей» лошади. Я вытащил и разобрал его припасы и, обнаружив неподалеку от нашей стоянки ручеек, журчавший среди деревьев, принялся готовить кофе.

Затем я снова взглянул на Лэнки: по-прежнему закинув руки за голову, он как в трансе смотрел на верхушки деревьев. Двигалась только его трубка — то медленно переползала из одного угла рта в другой, то просто покачивалась вверх-вниз. Лэнки же словно и не замечал этого, смотрел себе вверх ничего не выражающим взглядом — как лунатик.

Спустя какое-то время, не вытерпев, я задал новый вопрос:

— Лэнки, а ты сам когда-нибудь влюблялся?