Макс Брэнд - Тропой дружбы

Потом пошел дальше по той же улице и набрел на то, что мне хотелось найти больше всего, то есть на настоящую мексиканскую лавку.

Там я купил позолоченные шпоры с маленькими бубенчиками — самую замечательную вещь, какая только есть на свете. Эти бубенчики были все разные и звенели лучше, чем любая певчая птица!

Еще купил вышитые серебром ленты, чтобы нашить их по бокам на брюки, поскольку уж решил выложиться на полную экипировку для верховой езды. Приобрел хлыст с ручкой, обитой золотыми гвоздиками и зеленым камнем на толстом конце, который, как сказал мексиканец, был изумрудом. Не забыл и про уздечку. Это была не уздечка, а загляденье! Ее красивые цепочки так тоненько позвякивали, что это было похоже на музыку. Я едва мог дождаться, когда увижу, как эта уздечка станет вспыхивать на солнце, и услышу, как она будет позванивать на вскидывающейся голове лошади! Но главное, я купил седло.

Если бы сам король взял да и сел бы в это седло, он бы напрочь забыл о своем чертовом троне, можете мне поверить! Наконец, подобрал пару роскошных седельных сумок, куда положил мои револьверы и все остальное.

Из вещей в тот день я больше ничего не собирался покупать, но знал, где продаются лошади, и как-то незаметно для себя направился туда. Вообще, в Потсвилле было два конных двора, но в первом в основном топтались мулы да ослики, ну, может, еще несколько мустангов и обыкновенных тяжеловозов. Настоящих же животных можно было найти на другом дворе, и конечно же я двинул по направлению к нему.

Парня, которому принадлежит этот двор, звали Дженкинс. Он сидел, как петух, на ограде корраля, жуя соломинку и одновременно насвистывая. По одному этому я понял, что он не был обычным человеком. Нужно иметь много таланта и большую практику, чтобы это проделывать. Если вы мне не верите, просто попробуйте сами так ухитриться.

Я сказал ему, что хотел бы взглянуть на его лошадей и посмотреть, не смогу ли подобрать себе что-нибудь по вкусу. Он повернул голову, осмотрел меня, дотронулся в знак почтения ко мне до своей шляпы и тут же спрыгнул с забора.

— Да, сэр!

В первый раз в моей жизни кто-то приветствовал меня таким образом! У меня сразу поднялось настроение, хотя стало и немножко грустно, что теперь я такой важный и все остальные должны мне кланяться. Даже было немного жалко Дженкинса. Я видел, как он внимательно посмотрел на мое пальто и перчатки. Правда, потом я понял, что это именно они сыграли со мной шутку.

Дженкинс спросил, что я желаю видеть, и я ответил, что самых лучших лошадей.

— Да, сэр, конечно, — отозвался он и свистнул.

Из конюшни появился блестящий от пота негр со скребницей в одной руке, курительной трубкой — в другой и поинтересовался:

— Да, сэр?

Никакого вкуса, как я мог заметить, у этого негра не было. Впрочем, они обычно не умеют прилично одеваться.

— Выведи того золотистого мерина, Джордж, — попросил Дженкинс.

— Зачем? — удивился Джордж. — Поразвлечься?

— Нет. Для этого джентльмена.

— Для этого — кого? — переспросил негр.

— Иди и делай то, что тебе говорят, — сердито приказал Дженкинс.

Мне было приятно услышать, как он поставил на место этого невежду. И еще больше порадовался тому, что откуда ни возьмись вокруг корраля собралась целая куча бездельников, пришедших поглазеть, как человек покупает себе лошадь. В таких случаях каждый из них становится знатоком и всезнайкой, хотя эти лодыри раньше лошадей и в глаза не видели.

Но тут негр вывел под уздцы золотистого мерина. Вот это был конь! Грива длинная, пушистая, схваченная в пучки резинками, чтобы не путалась. Его темно-каштановый густой хвост спускался почти до самого пола. И ростом он был что надо, может, всего на дюйм или два меньше пятнадцати ладоней.

Я поглядел на мерина спереди, потом обошел и взглянул на него сзади. Но не выразил внешне никакого восторга, нет!

Наконец полюбопытствовал:

— Сколько же вы за него хотите, Дженкинс?

— Эта лошадь дешевая, — сообщил он. — Она будет вам стоить всего двести пятьдесят долларов.

Я не упал, но был очень близок к этому. Было время, когда можно было купить целую кучу убогих мексиканских кляч за тридцать или сорок долларов, а лошадь, которая твердо стояла на ногах, стоила не больше сотни.

Двести пятьдесят долларов!

Я чуть не заплакал, но потом увидел, как солнце отражается в моих красивых желтых перчатках, и спросил:

— А ничего нет получше этого мерина?

Я слышал, как толпа вокруг тихонько ахнула. И еще кое-что услышал. Там на заборе висел веснушчатый курносый мальчишка, который крикнул: