Джек Шефер: Каньон

Трубка переходит от одного к другому. Каждый поступает согласно обычаю племени и особенностям, принятым в его клане. Каждый курит ее. Каждый пойдет. Это будет хороший поход. Наконец, трубка переходит к человеку, сидящему справа, на втором месте от входа. Он похож и непохож на остальных. Уши рассечены, но в них нет никаких украшений, волосы не схвачены сосновой смолой и не заплетены в косы, а просто распущены. Одежда его проста, на нем одеянья из шкуры бизона. Он присутствует здесь, потому что он мужчина и это его дом, не присутствовать значило бы оскорбить жилище. Он молод, но не первой молодостью, полной желаний. Здесь есть люди и помоложе, но те уже ходили в походы и добыли удачу, а он нет. Он всегда передавал трубку дальше, так и не затянувшись. Хозяин жилища опечален тем, но не выдаст ни словом, ни иным проявлением чувств, что у него на сердце. Другие все понимают и держатся так же. Размышляют, что сделает этот человек, похожий и все-таки непохожий на них, с трубкой, которую он держит в руке. Он сидит неподвижно, глядя в землю. С тех пор как объявилась трубка, он еще не поднимал глаз. Не поднимает он их и сейчас. Слышно его дыхание. Он держит трубку согласно обычаю. Он передает ее дальше, так и не курив:

Таков наш герой.

Его звали Медвежонок. То не имя, данное ему по всем правилам — братом отца или дедом, вместе с лошадью в подарок. Так его называли отец — сухтай и мать — цисциста, когда он был маленький. Он был толстеньким младенцем, с короткими ручками и ножками, более короткими, чем обычно, ведь шайенны из родственных племен сухтаев и цисциста, которые соединились в одно племя, люди высокие и хорошо сложенные. Толстунчиком прозвали его родители, кругляшом, а когда он начал ползать и пытался встать на свои короткие ножки, то превратился в их Медвежонка. Когда ему исполнилось шесть лет — в этом возрасте полагается дать имя, — отец и близкие родственники отца умерли, мать — тоже, как и ее ближайшая родня. Их унесла болезнь, которая пробралась в летний лагерь добрых охотников и их семей, оставивших деревню, чтобы следовать за бизонами, и, когда болезнь ушла, остался только один старик, две женщины и четверо детей, которым выпало вернуться в деревню.

Ни один шайенн не голодает, когда у другого шайенна есть запас мяса. Ни один шайенн не остается без крова, покуда у другого шайенна есть кров. Медвежонка приютили в жилище Сильной Левой Руки. Тут была пища и был кров, и приемные родители дали ему одежду и во всем обращались с ним, как с собственными детьми. Но Медвежонок всегда сознавал разницу. Когда ему исполнилось двенадцать лет, Сильная Левая Рука подарил ему лошадь, пятнистого пони с крепкими ногами; такой подарок Сильная Левая Рука сделал два года назад своему старшему сыну и так поступит через год, когда придет черед его младшего. Но все равно Медвежонок сознавал, что разница есть. Он был сиротой в жилище, которое не было жилищем его отца и его матери. Ему полагалось передавать новости, резать табак и пасти в лугах лошадей Сильной Левой Руки. Правда, сыновья Сильной Левой Руки делали то же в равной мере, потому что отец их был человек справедливый, и жена его была такая же во всем, что касалось женской работы. Но сыновья делали свою работу по праву членов семьи. От Медвежонка того же ждали взамен пищи, которую он ел, и крова, и одежды, которую он носил. И он помнил время, когда было не так.

Он помнил смех отца и тихий голос матери и тепло, бывшее не просто теплом очага. Он помнил, как отец, хороший охотник и хороший воин, подбрасывал его вверх тормашками в высокой траве и говорил, что надо развивать в руках силу, равную силе гризли, чтобы восполнить нехватку длины в ногах. Он помнил, как мать пела ему тихие песни, хоть он уже миновал возраст, когда засыпают под песню, и шила много мокасин и бахромчатых кожаных чулочков своему единственному ребенку, зная, что у нее не будет другого. Он помнил ее слова, что он не таков, как прочие мальчики, ибо уши ему проткнул Стоящий Всю Ночь. Это она рассказывала всегда одинаково, всегда одними и теми же словами,

Состоялось это в Священной Хижине, во время священного собрания в пору летнего солнцестояния, в огромном лагере на равнине, куда стекались из всех деревень, отделенных многими днями пути. Вечером третьего из четырех дней танцев и церемоний, по завершении танцев этого дня и совершения обряда очищения трубки, матери, взяв на руки своих малышей, несли их на главную площадь собрания, а отцы просили старика глашатая воззвать к тем или иным людям с просьбой проткнуть уши ребенку. И тогда мать Медвежонка взяла мужа за локоть и шепнула, чтобы он попросил Стоящего Всю Ночь. То была смелая мысль.