– Можете вести машину? – спросил господин у Евы. Та знакомо закусила губку и вздернула подбородок – никто, никакой т а йник не смеет усомниться в силах и возможностях гордой аристократки! Господин понял всё без слов:
– Езжайте... – и, повернувшись к броневику, махнул рукой.
Тот взревел двигателем, куда более мощным, чем был у грузовика. Мне показалось, что я теперь все автомобили буду сравнивать с чудовищем, чуть было не убившим нас. Ева тоже завела мотор и тронула кабриолет. Броневик поехал следом, сопровождая нас почетным эскортом. Так мы и двигались по улицам Капиталлы, под надежной охраной двух пулеметов.
* * *
В Агентстве суеты прибавилось: гвардейцев и т а йников стало еще больше, броневик занял позицию у подъезда. Нас встретили встревоженные взгляды девушек из приемной. Откуда ни возьмись появился господин Аусбиндер:
– Мартин, Ева! Больше из особняка ни ногой! Это приказ, слышите – приказ! Наверху есть гостевые апартаменты – занимайте. Отдыхайте, и никакого расследования, никаких встреч... Здания не покидать.
Директор на время утратил весь свой аристократический лоск. Как видно, наше дело вызвало серьезный резонанс, а господин Аусбиндер, судя по всему, получил от вышестоящего начальства серьезную накачку. Ева кивнула, вид у нее был утомленный. Как видно, остаток сил ушел на вождение автомобиля.
Она сразу отправилась на третий этаж, где действительно располагались гостевые комнаты для командированных сотрудников. Я же знал, что ни спать, ни отдыхать сейчас не смогу. Потому отправился в операционную.
Тодд сидел в своем закутке. На миг мне показалось, что тишина и незыблемость его комнатушки, основательность и спокойствие самого Столба – это и есть истинная реальность. Всё, что произошло со мной за эти дни, было страшным сном, мороком и совершенно не затронуло охранника и его службы. Да так оно, в сущности, и было. Каждый делает свое дело.
– Привет, Тодд, как ты тут, бродяга? – спросил я устало.
– Здравствуйте, господин Мартин, – почтительно прозвучало в ответ.
Вот так-так! Никогда раньше Столб не обращался ко мне столь официально. И такого уважения, какое звучало сейчас в его голосе, я тоже раньше никогда не замечал. Слухи о наших приключениях, по-видимому, гуляли по отделу, придавая нам с Евой героический ореол.
– Когда состоится поединок Алия с Хорхе? Мне не терпится поставить последнюю крону на этого безумного эфиопа...
– Завтра, господин Мартин, уже завтра! Это будет знаменательный день! Обязательно приходите на Стадион, бой состоится под открытым небом. Ни один зал не вместил бы всех желающих! К тому же говорят, что на спортивной арене теперь разместили громкоговорители. Это что-то вроде дальнозвука – бой будет комментировать диктор, а его голос смогут слушать сразу тысячи людей по всему Стадиону. Даже те, кто не смогут увидеть, хотя бы услышат, как проходит бой!
– Конечно, Тодд! Конечно... – Знать бы еще, как сложится завтрашний день. Да и директор не велел никуда выходить. Эх, мне бы твои заботы, дружище Столб...
Я спустился в кабинет. На пустом столе разложил оружие, клинки и ножны отдельно. Орнамент на них очень привлекал меня. В архиве я прочел с десяток документов, исследований историков и знатоков древнего холодного оружия о том, что такие узоры и орнаменты могут оказаться вовсе не простым украшением.
К тому же еще камни, не зря же Ворон в свое время нашел и хотел сохранить любой ценой эти два рубина. Не побоялся обратиться к Стацки, хотя друзьями их, судя по всему, к тому времени назвать было уже трудно. Не из-за них ли он вонзил в грудь бывшему другу кинжал? Теперь спросить это можно только у Ворона, и, может быть, я еще спрошу...
Камушки нашли свое место, стали глазами птичьей головы в навершии Дагг-Ош. Надписей на незнакомых языках, вообще каких-либо символов я на клинках не заметил. Зато орнаменты имелись в избытке. Кое-что из этой области – о языке символов и переплетений линий и черт – я почерпнул из тех же документов.
В столе у меня с давних времен лежала лупа, почти такая, как на эмблеме Экспертного отдела. Сейчас она очень пригодилась. Достав увеличительное стекло, я вознамерился внимательно изучить все четыре предмета и начал с Дагг-Ош.
Уже после беглого осмотра стало ясно, что на самой сабле узоров много меньше, чем на ножнах. Клинок был свободен от них, только около эфеса, на незаточенной части, называемой пятой, с обеих сторон располагался крылатый диск. Это символ свободного нравственного выбора каждым человеком благих мыслей, устремлений и деяний.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу