М Улицкая - В Израиль и обратно. Путешествие во времени и пространстве. [калибрятина]

(Руфайзен)

Занятия в Акиве чрезвычайно расширили культурный кругозор подростков. Расширился и мир: теперь уже не родители с их провинциальными понятиями и казавшимися с высот нового понимания достаточно мизерными заботами о хлебе насущном, а новые учителя стали носителями знания о жизни…

Тема переселения в Палестину, принесенная в дом сыновьями-подростками, не вызывала у родителей особого энтузиазма. Они чувствовали себя слишком усталыми и старыми для такого героического деяния, как освоение новых земель. Кроме того, не было и денег: в те времена британские власти разрешали еврейскую иммиграцию в рамках определенной ежегодной квоты, но требовали от въезжающих в подмандатную территорию подтверждения их имущественного ценза, и это была довольно большая сумма. Братья, которые к 1938 году сами вполне уже созрели для отъезда в Землю обетованную, понимали также, что родители слишком стары для столь радикальных перемен, а оставлять их одних, без поддержки на старости, они не хотели.

Возник проект, что один из них уедет, другой останется, взяв на себя заботу о стареющих родителях. Среди разных вариантов отъезда обсуждалось поступление Освальда в Иерусалимский университет. Принимая во внимание замечательные успехи Освальда в ученье, мысль была неплохой. Но тоже требовала финансовых вложений. Хотя сертификаты для молодежи до 18 лет были бесплатными, но дорого стоил билет, надо было платить и за обучение. Еще одна заминка заключалась в том, что Освальд еще не закончил школу и впереди был целый год учебы, а лет ему было уже 17. Тогда сестры матери решили поддержать племянника и собрать необходимые деньги — родственная шапка была пущена по кругу, но и самому Освальду пришлось поднапрячься: чтобы поскорее начать свое предполагаемое обучение в университете, ему пришлось сдавать экстерном экзамены за последний школьный год. Свой аттестат зрелости он получил на год раньше одноклассников.

Наступило 1 сентября 1939 года — Германия начала оккупацию Польши. В этот день окончилась одна жизнь и началась другая. Но совсем не та, о которой все мечтали…

1939-й, 1—11 сентября — 1941-й, ноябрь

Чехословакия к этому времени была уже оккупирована немецкими войсками. Европа вежливо смолчала. Фашистская Германия сделала следующий шаг — первого сентября 1939 года без объявления войны немецкие армии прорвали польскую границу. Наступление шло сразу в нескольких направлениях. Чехословацкая граница пролегала в сотне километров. Началась паника.

Отец Освальда сильно сомневался в том, надо ли вообще бежать с насиженного места. Он жил еще в том времени, когда сам по себе немецкий язык казался гарантом культуры, а немецкая военная форма прошлой войны, еще хранившаяся в шкафу вместе со скромной солдатской наградой, составляла предмет его гордости. Фанни же боялась за сыновей. Кто-то сказал ей, что немцы мобилизуют молодежь и используют ее как живой щит для армии при наступлении. Элиас только пожимал плечами — эта мысль казалась ему абсурдной. Он предпочел бы остаться: он полагал, что с немцами он сможет договориться…

Паника среди местного населения нарастала, нарастал и хаос. Машин в этом бедном районе Польши было мало, дороги оказались запружены телегами, конными повозками. Большая часть беженцев — евреи.

Да это и была дорога еврейской истории, та самая, по которой уводили пленных из разрушенного Иерусалима в Вавилон, по ней брели изгнанники из Андалузии, Вюрцбурга, Руана и Авиньона. Она начиналась в глубокой древности, описана была в книге Исхода и продолжалась по сей день. Эти люди из Южной Польши еще не знали, какой катастрофой обернется для них этот день, не знали, что все они обречены и лишь единицам удастся вырваться из ада, избежать смерти в газовых камерах.

Но это была не только еврейская дорога, это была дорога изгнанничества и гибели, по которой во все времена проходили все народы под натиском варваров. Только в данном случае роль варваров исполняла одна из самых культурных наций Европы, и требовалось время, чтобы в это поверить. Времени как раз и не было. Была спешка, толчея, отчаяние, страшные предчувствия, которые сознание отказывалось принимать…

В поезда было почти невозможно воткнуться. Фанни была больна, но она как раз более всех настаивала на отъезде. От соседей они получили фуру, но лошадей у них не было. Мужчины наспех покидали кое-какие пожитки, посадили больную мать, впряглись и поехали — то подталкивая сзади, то сбоку, постоянно застревая среди многочисленных телег и пеших толп. За день продвинулись на несколько километров. К вечеру встретили знакомых, более удачливых, с лошадьми. Посадили мать к ним, бросили на дороге фуру и двинулись в сторону Кракова. Под Краковом каким-то чудом им удалось втиснуться в товарный поезд, идущий на восток. Поезд больше стоял, чем ехал. Дважды бомбили. Уже на подъезде к городу Ярославу оказалось, что волна наступления шла быстрее, чем поезд беженцев, и немецкая армия их опередила — Ярослав был уже взят. Маршрут движения семьи, если проследить его по карте, был судорожно-нелогичным. Но никто не представлял себе, где находится фронт, где тыл. Никто не знал также, что судьба Восточной Польши предрешена — советские войска готовятся к ее оккупации. Это была гигантская западня, и она уже захлопнулась.