Болеслав Мрувчинский - Лазурный след. Путь ученого Яна Черского к разгадке тайн Сибири

Черский не принимал подаяний: ещё водились деньги в его карманах. Однако всегда впадал он в смущение, когда кто-то подходил к нему, а он должен был отказать. Он отдавал себе отчёт, что жертвователи испытывают при этом огорчение. Раньше он краснел в таких случаях, долго оправдывался. Постепенно он приобрёл сноровку: объяснял коротко, что ему ничего не нужно, благодарил и просил о передаче подарков другим.

И теперь он поступил подобным образом. Прошёл мимо одной женщины, второй, третьей. Неожиданно остановилась перед ним великолепно наряженная ещё молодая женщина с корзиной, доверху наполненной свёртками.

– Берите, парни! – пригласила она певуче мягким сибирским произношением. – Даю от всей души и сердца. Будьте здоровы!

Взял тот и этот, Черский же вежливо поблагодарил. Охватила она его немного обиженным и немного удивленным взглядом, но не произнесла ничего. Он отступил в сторону и сделал шаг вперёд. Но приостановился неожиданно. Из-за его спины выдвинулась красивая черноокая дивчина. Она была совсем молоденькой, наверное, не более пятнадцати лет. Однако у неё не было недостатка в смелости. Загородила ему дорогу.

– А может, от меня примет? – спросила она кокетливо. – Матушка, – обратилась она к женщине, раздающей гостинцы, – дай корзину!

Черский зарумянился. Испугали его эти прекрасные глаза, немного вызывающие, но одновременно удивительно добрые и ласковые; заворожил голос, звонкий и мелодичный. Поблагодарил он как обычно, но смутился окончательно.

Взгляд его заметался неуверенно и неожиданно остановился на прекрасной, пунцовой розе, украшающей девичью грудь. Охватило его громадное удивление. Откуда взялся здесь этот цветок?.. Не видел он в дороге ни одного садика, ничего нигде не росло. Только дома и пыль…

Колонна медленно двигалась. Он хотел отойти, но охватило его какое-то бессилие. Ноги словно вросли в землю и отказали слушаться ему.

– Вот и корзинка пустая! – раздался рядом обрадованный голос матери. – Славные ребята, взяли всё. Идём, Машенька!

Черский наконец собрался с силами.

– Благодарю за благие намерения и доброжелательность. – До свидания!

По лицу девушки скользнула обида, но она сразу уступила место игривости и упрямству.

– А я с пустыми руками не пущу! – произнесла она весело. – Не захотел пищи, дам другой гостинец. Такой, наверное, примет.

Она отцепила розу, и, прежде чем он успел что-то сказать, сунула её ему в руку. Они сразу отскочили друг от друга, потому что как раз появилась рядом первая телега, а шагающий рядом с ней жандарм что-то крикнул резко. Черский зашевелился быстрей и немного приподнял розу. В слабом свете осеннего неба она заиграла теплом; пунцовый цвет её мило приоткрытых лепестков замаячил в форме женских губ, обожгла мысль воспоминанием о домашнем очаге. Он опустил руку: перед ним появились согнутые узлами спины ссыльных. Он осмотрелся вокруг: по обеим сторонам улицы стояла густая толпа, наблюдая это шествие, как зрелище, рассеивающее ежедневную скуку. Нигде не было ни одного деревца, ни кусочка зелени… Он взглянул на дома, и сразу что-то потрясло его до глубины души.

За стёклами окон распускались словно целые сады: огромное богатство цветов всяческих красок и оттенков. Здесь, снаружи, скосил бы их мороз или чрезмерная жара; там, внутри домов, они чувствовали себя безопасно. Кто-то следил за ними, ухаживал заботливо, всю свою душу вкладывал в это разведение цветов в горшках. Подчиняли они своей красотой и яркостью, притягивали к себе, манили внутрь. И обещали, что там, за стёклами, всегда найдётся уютный уголок для каждого, кто после ежедневного труда захочет спокойствия и тишины…

Колонна остановилась, ослабевший уже до этого порядок развалился окончательно. Черский оторвал взгляд от окон. Вместо цветов он увидел перед собой земляные валы, мрачные здания казарм, тяжёлые крепостные ворота и солдат в шапках без козырьков, стоящих перед ними на карауле. Таких самых, с какими он бился во время восстания. Какая-то неприятная горечь начала подкатываться к горлу, он медленно проглотил слюну. На голубые, добрые, почти детские ещё глаза навернулись слёзы.

Обычно всё происходило так, что при раздаче гостинцев сопровождающий колонну эскорт не только, не вмешивался ни во что, но даже на многие вещи смотрел сквозь пальцы. Очевидно, в этих условиях люди перемешивались между собой, приостанавливались, время от времени и разговаривали, случалось даже, что утрачивался на мгновение всякий порядок. Тем более что в Омске жандармы старались держать себя сдержанно. Всё-таки здесь размещалась резиденция генерал-губернатора Западной Сибири и большой гарнизон. Несомненно, в этой толпе встречающих находились также жёны и семьи местных сановников, следовательно, каждая неосторожность могла наделать хлопот. Поэтому быстро умолкло щёлканье нагаек, утихли чрезмерные крики, и наконец совершенно не было слышно приказаний. Жандармы как будто провалились сквозь землю. Здесь, перед входом в крепость, где собралась самая большая толпа, впрочем, их всё перестало интересовать. Они сделали, что им было приказано, и сейчас закончили службу. Следовательно, и тот, и этот, заметив знакомого, вступал в беседы и даже радовался, что колонна остановилась, сопровождающие не боялись, что кто-то убежит. За количественный состав отвечал прежде всего староста, выбранный ссыльными, а кроме того, Сибирь была ведь одной большой тюрьмой. Беглеца всегда схватят, и только это выйдет ему во вред.