Жюль Верн - Путешествие и приключения капитана Гаттераса

Все трое подошли к льдине, которая действительно оказалось пресноводной.

Доктор велел отколоть от нее небольшой кусочек и стал вчерне обрабатывать его топором, потом он выровнял ножом поверхность льдинки и постепенно отполировал ее рукой. Получилась прозрачная оптическая чечевица, словно сделанная из лучшего стекла.

Потом он достал кусок трута и приступил к опыту.

Солнце светило довольно ярко; доктор подставил ледяную чечевицу под солнечные лучи и собрал их на куске трута.

Через несколько секунд трут воспламенился.

— Ура! Ура! — крикнул не веривший своим глазам Джонсон. — Ах, доктор, доктор!…

Старый моряк не помнил себя от радости и, точно полоумный, метался по сторонам.

Доктор вошел в ледяной дом; через несколько минут печь загудела, и аппетитный запах жаркого вывел Бэлла из мрачного оцепенения.

Легко себе представить, с какой радостью путешественники принялись за обед; однако доктор советовал им поменьше есть после голодовки и сам ел мало.

— Сегодня выдался счастливый денек, — сказал он. — Теперь мы обеспечены едой до конца пути. Но не будем почивать на лаврах. Надо поскорей двигаться дальше.

— Мы находимся всего в сорока восьми часах пути от «Порпойза», — заметил Альтамонт.

— Надеюсь, — улыбаясь, сказал доктор, — мы найдем там огниво.

— Конечно, — отвечал американец.

— Правда, сейчас моя ледяная чечевица действует исправно, — продолжал доктор, — но в пасмурные дни она бесполезна. А таких дней немало в местах, удаленных от полюса меньше чем на четыре градуса.

— Да, меньше чем на четыре градуса, — со вздохом сказал Альтамонт. — Мой корабль находится там, куда не доходило ни одно судно.

— В путь! — порывисто скомандовал Гаттерас.

— В путь! — повторил доктор, бросая тревожный взгляд на двух капитанов.

Путешественники восстановили свои силы; сытые собаки резво бежали, и отряд стал быстро подвигаться к северу.

Дорогой доктор попробовал было разузнать у Альтамонта, что именно заставило его забраться в такую даль, но американец на его вопросы отвечал уклончиво.

— За ними обоими надо приглядывать, — шепнул доктор на ухо Джонсону.

— Да, — кивнул головой боцман.

— Гаттерас никогда не заговаривает с американцем, а тот не слишком-то выказывает свою благодарность. К счастью, я всегда около них.

— Знаете, доктор, — сказал Джонсон, — теперь, когда этот янки начал оживать, он все меньше мне нравится.

— Если не ошибаюсь, — ответил доктор, — он догадывается о намерениях капитана.

— Уж не думаете ли вы, что у американца такие же планы, как у Гаттераса?

— Как знать, Джонсон? Американцы — народ смелый и предприимчивый; если англичанин на это решился, то почему бы и американцу не отважиться?

— Значит, вы думаете, что Альтамонт…

— Ничего я не знаю, — ответил доктор, — местонахождение его судна на пути к полюсу заставляет задуматься.

— Однако Альтамонт говорит, будто его отнесло на север льдами!

— Говорить-то он говорит!… Но при этом я подметил у него какую-то странную улыбку.

— Черт возьми, доктор! Вот была бы скверная штука, если бы между людьми такого закала возникло соперничество.

— Дай бог, чтобы я ошибся, Джонсон. Ведь если между ними вспыхнет ссора, — это может скверно кончиться и даже погубить всех нас.

— Надеюсь, Альтамонт не забудет, что мы спасли ему жизнь.

— А разве, в свою очередь, он не спасает нам жизнь? Конечно, если бы не мы, его уже не было бы на свете, но что сталось бы с нами без него, без его корабля и всех припасов, которые там?

— Как бы там ни было, доктор, но вы с нами, и я надеюсь, что с вашей помощью у нас дело пойдет на лад.

Путешествие продолжалось без особых приключений. Медвежатины было много, и все были сыты. В маленьком отряде было бодрое настроение благодаря шуткам доктора и его жизнерадостной философии. Этот достойный человек всегда имел наготове в своем ученом багаже какое-нибудь поучительное наблюдение или занятный факт. Он был по-прежнему здоров, и ливерпульские друзья сразу узнали бы жизнерадостного, добродушного толстяка.

В субботу утром характер местности резко изменился. Изломанные льдины, то и дело встречавшийся паковый лед, хаотически нагроможденные торосы — все доказывало, что ледяное поле в этих местах подвергалось сильному сжатию. Очевидно, это нагромождение возникло в проливах, где льды были стиснуты берегами неведомого материка и находившихся около него островов. Постоянно попадавшиеся крупные глыбы пресного льда указывали на близость берега.