Права и обязанности члена коллектива такие: «хранить общее имущество, не отлучаться без разрешения Совета далеко в гости и на свадьбу, соблюдать в колхозе порядок; общее собрание может обругать виновного и даже прогнать из колхоза».
Все ненцы заинтересовались этою небывалою жизнью, когда «много чумов работают вместе». Нарочито приезжают издалека, чтобы поговорить: «посмотрим, что выйдет из этого».
Отношение бедняков и середняков предупредительное: прежде чем идти в тундру ненцы справляются, где будет пасти свое стадо колхоз, чтобы не помешать ему, случайно не захватить отведенных ему ягельников.
При ПНОК’е, так сокращенно русские зовут Первый Ненецкий Оленеводческий Колхоз, — первая в тундре детплощадка; мужчины состоят в кружке безбожников; организована первая партийная ячейка.
Колхозники пользуются полотенцем, за едою употребляют ложки и даже вилки; в чуме вместо костра — железные печи; строится колхозная баня; между ПНОК’ом и оленсовхозом — соцсоревнование на лучшую пастьбу; «пноковцы» иначе смотрят на женщину.
Кулаки запугивают колхозников: детей, мол, насильно отберут в школы, взрослых на военную службу. Член колхоза Филипп Выучейский, имеющий семью в восемь душ и вступивший в колхоз с 45 оленями, заявил кулакам в ответ: «Я за всю жизнь не видел таких хороших условий, как в колхозе»…
Другой колхозник — ненец, так мне говорил:
— Ходишь, ходишь — пьяным станешь. Ноги заболят, совсем опристанешь: и все надо итти, итти… Иначе ни до чего не дойдешь. И спишь — все смотришь: нет ли волка, и ешь — все смотришь: нет ли волка. Такова была жизнь… самое пропащее житье было. А теперь и ем спокойно и сплю спокойно. В колхозе народу много и у каждого свой труд…
Я упомянул, что в колхозе иначе смотрят на женщину. Дело не только в том, что она получила возможность принимать участие наравне с мужчиной в общественной жизни. Это «иначе» сказалось во всем ее положении. Женщина считалась существом грязным, поганым. Для нее целый ряд унизительных запретов: она не имеет права переступать через место против входа в чум («синякуй»), также через веревку, которую натягивают по обе стороны загона для ездовых быков. Когда из загона оленей выводят для упряжки, то веревку в одном месте опускают и переступает через нее мужчина. Женщина должна пролезать под веревкой, подымая ее над головой. Лишь с появлением молодой травы женщина получает право переступать через веревку: «трава все очищает». Эти запреты относятся к женщине на весь период ее половой жизни. «Запогаженную» вещь окуривают для очищения дымом от сжигаемого на углях сала, снятого с толстой кишки хора или быка (но не важенки).
В самоедской сказке дикий и домашний олени спорят, кому лучше живется.
Дикарь: «А что же у тебя вся шея обтерта? Видно житье твое нехорошее?»
Домашний отвечает: «В этом виновата моя хозяйка. Уж очень она грязна, кровь свою женскую не смывает. Потому мне тяжело тянуть ее поганую нарту».
Оскорбительные мелочи, нашедшие отражение и в фольклоре, в колхозе позабылись, самоупразднились.
Весною 1931 года делегатом от ненецкого округа на VI Всесоюзный съезд советов приезжал в Москву председатель ПНОК’а самоед-ненец Семен Алексеевич Соболев.
Соболеву 57 лет, 33 года работал батраком, потом стал единоличником-бедняком. «Только при советской власти почувствовал себя человеком», ныне — кандидат в члены партии, с энтузиазмом строит колхоз.
Вот что рассказал Соболев в своем докладе Комитету Севера:
— Так чиво, — хорошо живем! Когда начали мы колхоз, кулаки воевали против. Говорили — плохо будет в колхозе. Мы хоть темные, неграмотные, но думаем: советская власть плохо не сделает, раз говорит — идите в колхоз, значит будет хорошо. Вышло хорошо!
Людей в колхозе—28, а с ребятами—47.
Сначала-то у меня сын записался, а потом и я. Было по 10 оленей, потом по 20 и по 30 на человека. Пошел середняк в колхоз. Один середняк было оступился. Оленчиков-то мало у нас было сначала, немножко больше 200 да дали нам 40. Год был тяжелый, ледовый, кое-как мы доволоклись до промысла.
Один середняк поехал, а потом оступился. Говорит, никто не помогал мне наживать оленей и не хочу теперь раздавать их по товарищам. Я его убеждал: «работай до лета, подожди, толк будет, хорошо будет». Ну, верно, рыбы достали хорошо в тот год, 800 пудов продали, сейчас год хуже—600 пудов. Песцов в 1929 году добыли 40, сей год еще не зачинали продавать. Нынче нам дали 1500 кулацких оленей.
Читать дальше