Евгений Абалаков - На высочайших вершинах Советского Союза

Мое звено стойко сходит на нотах. Но впереди уже давно съезжают сидя. Вскоре спуск ознаменовали широкие желоба. Желоб то глубок, то, выбежав на жесткий наст, чуть заметен. Здесь смотри в оба: несет вовсю. Колосков не удержался и полетел, развивая скорость. «Держись на штычке», — кричу ему вслед. После жесткого фирна опять яма. Летишь в нее чуть не по воздуху и глубоко вонзаешься в снег.

Случайными группами рассыпались по всему склону. Впереди второе и первое звенья; видны крохотные фигурки.

Дальнейший спуск идет, как на салазках. Смотри только, чтобы не перевернуло. Скатились все удачно.

Налетели облака и скрыли все в густом тумане. О пути можно догадаться лишь по следам. Они ведут куда–то вправо. Но делать нечего, приходится идти. Впереди какая–то странная движущаяся гора. Шевелится, вздымается. Туман разошелся. Гора оказалась рюкзаком идущего впереди Лукина.

Снизу кричит Давид: «Левее!». Однако левее уже трудно — сбросы. Спускаюсь по следам. Обхожу влево. На ледовом склоне сидит Лукин и меланхолично рубит ступени. Дальше сидит Савушкин и инструктирует.

Сверху волнуются: куда идти? Но вот все на верном пути и опять покатили к лагерю «5700».

Я опередил своих. Подходят люди снизу: Ваня Юхган, Тукалевский, Заплеталов. Жмут руки, дают попить, угощают яблоками.

Спускаются по одному усталые восходители. Теплая встреча. На измученных лицах пробивается улыбка. Николая Васильевича идут встречать. Заплеталов в позе профессионального фотографа щелкает лейкой.

Анастасов обнаружил целую прорубь с водой. Сидим долго.

Ребята сообщили нам, что нашли по осыпи новый путь: старые следы наши стаяли совершенно и там теперь голый лед.

Даю команду: «По звеньям, стройся! Первое звено за мной!» Сначала, до отдыха на морене, шли обычным путем. Лишь внизу долго пришлось спускать всех по веревке. Я и Миша скатились последними справа, причем Мишук чуть не перевернулся.

Ребята измотались, им кажется, что иду я слишком быстро. Наконец — вьючные ишаки! Вздох облегчения и пустыми двигаемся к лагерю, однако с довольно частыми передышками.

1 сентября . Чудесное утро. Печемся на солнце. Мыться я еще не решаюсь, бриться тем более.

Сегодня у меня «День рисунка» (с 7000‑метровой высоты, во все органы печати). Спрос невероятный!

Николай Васильевич чувствует себя неважно: невралгия и ноги обморожены. Пригласил к себе. Выяснилось, что наш высотомер превышал не меньше, чем на 550 метров, следовательно, все высоты нужно уменьшить на эту цифру.

Намечается план дальнейшего продвижения. Начальник предлагает выступить 3 сентября и за один день сделать переход до Бордобы (50 км). Я возражаю, считая, что в данном случае это будет очень утомительно для участников похода, и предлагаю выступить 2‑го вечером.

В дальнейшем нам предстоит работа на Заалайском хребте с весьма возможными восхождениями на «Курумды» или «Зарю Востока». Основной лагерь намечен на Кара–куле. Но в общем все эти планы будут еще много раз меняться в связи с обстановкой. Основное же — времени в обрез и нужно очень спешить.

Дорисовываю последние «художественные корреспонденции».

К вечеру набежали облака, и мое желание порисовать пик Ленина отложено на завтра.

2 сентября . После завтрака ухожу рисовать. Пришлось пройти до конца старой морены: лишь отсюда пик открывается довольно хорошо. Начал сразу на двух листах, но получилось скверно. Второй рисунок — пик закрывается облаками — вышел лучше. На этом пришлось кончить.

К вечеру официальный приказ о перераспределении звеньев, о выходе завтра утром на Бордобу и Маркан–су и о выделении группы командиров для окончательной победы над пиком Ленина. В последнюю группу, помимо командиров Чернухи, Лукина, Анастасова, включены я, Виталий и Стах.

Вечером в лагере сабантуй.

3 сентября . Тучи густо покрыли склоны. Порошит снежок. Свисток на подъем. Сборы. Все раскидывается: палатки, рюкзаки, снаряжение. Затем медленно подбирается в кучки. Вьючатся ишаки. На старом пепелище остаются следы нашего пребывания: ломаные очки, галеты, банки всех видов. Разноцветные бумажки, подхваченные ветром, носятся, как стаи стрижей.

Прощальный обед.

Обмен крепкими рукопожатиями двух расходящихся групп. Тепло прощаемся. Николая Васильевича сажают на коня.

Команда: «Стройся!» И опять растянулась цепочка звеньев, только теперь уже на восток. Вслед пошел караван.

У костра остаемся вшестером.

Подъем на старую морену. Шагается легко и радостно. Нет команды, свистков, остановок. Легко и быстро, иногда переговариваясь, дошли по знакомому пути до палатки под склоном. Погода улучшилась. Проглядывает солнце. Лишь по гребням метут снежные смерчи.