Евгений Абалаков - На высочайших вершинах Советского Союза

Впереди, уже недалеко, видны широкие снежные карнизы седловины между вершинами Дых–тау и Миссес–тау, но движение под нависающими над нами скалистыми стенами требовало неторопливости и внимания. Под лучами солнца эти мертвые скалы могли ежеминутно «ожить» и сбросить на нас камни и огромные ледяные сосульки. Как бы в подтверждение этого послышался характерный треск и груда сосулек со свистом пролетела над прижавшимися к скале альпинистами.

А впереди — новые вершины…

Вот и широкий, обманчиво спокойный гребень седловины. Этот гребень представлял собой не что иное, как гигантский карниз. Поэтому пунктир наших следов прошел по более крутой части, но дальше от линии гребня.

Солнце уже приближалось к снежной кайме Безингайской стены, когда мы перелезали 'последние зубья скалистого гребня, настолько острого, что о<���н, как стена руин, был совсем ажурным. Направо и налево на полтора километра зияли провалы.

Уже в темноте выложили мы на крутых скалах каменную площадку. Однако улечься па ней всем четверым было нельзя.

Влезли в штурмовую палатку Здарского, устроились в спальных мешках таким образом, чтобы ноги не сильно свисали над обрывом, и, закрепившись на веревках, привязанных к вбитым в скалу крючьям, приступили к варке пищи на специальной альпийской кухне «мета». Ветер и холод давали себя знать; даже плотно прижавшись друг к другу, мы подмерзали.

В долинах было еще темно, а наши скалы уже осветило желанное солнце. Его лучи победили холод. Слегка обледеневшая за ночь одежда, спальные мешки, ботинки начали оттаивать и подсыхать.

И вот опять четырьмя точками растянулись мы на белом фоне снежного склона. Идущий первым сильными ударами пробивает смерзшуюся корку снега.

Но вот склон пошел круче, а снег сделался настолько рыхлым и глубоким, что идущему впереди по пояс в снегу долгое время приходится утаптывать самый малый участок, постоянно проваливаясь и начиная работу снова, теряя массу сил и задыхаясь от недостатка кислорода.

Высота уже около 5000 метров. Немного побаливает голова — первый признак горной болезни. Дыхание становится учащенным, а всякое физическое усилие дается несравнимо труднее, чем в обычной обстановке.

Скорняков (он теперь идет первым) начал обходить трудный жандарм. Гранитные стены его были настолько гладки, что пролезть по ним оказалось невозможным. Пришлось рубить ступени и обходить жандарм по крутому ледяному склону, придерживаясь за скалистую стену. Это потребовало большого напряжения, ибо стена оказалась настолько крута, что удержаться даже на вырубленных ступенях было не просто.

Неожиданно заболел Скорняков. Он сильно ослаб и к вершине Дых–тау шел очень медленно. Чтобы ему было легче идти, мы взяли у него значительную часть груза и переложили в свои рюкзаки.

В 30 метрах от самой вершины Дых–тау обнаружили бергшрунд. Я опустил Прокудаева на веревке на дно трещины. Оказалось возможным использовать ее как пещеру. При помощи ледорубов и специальной лавинной лопатки удалось расширить один край закрытой сверху трещины, засыпать зияющие провалы внизу и таким образом устроить хорошую пещеру, вполне защитившую нас от резкого леденящего ветра и снежной вьюги. Это была самая «высокая» наша ночевка на высоте 5168 метров.

19 августа утром Скорняков, отдохнув, почувствовал себя лучше, мы отнесли вчерашнее его состояние к влиянию высоты (явление во многих случаях временное) и двинулись дальше к вершине.

В девять утра, преодолев последние оснеженные скалы, вылезли на острые скалистые зубья Северной вершины Дых–тау.

Теперь выше нас был только Эльбрус, но он был далеко отсюда и казался совсем маленьким. Перед нами волнистая линия величественной Безингийской стены, а левее — острый мрачный гребень «нашей» стены, увенчанный зубьями вершины Мижирги и громадным крутым массивом Коштан–тау. Как далеко казалась отсюда эта заключительная для нас вершина! Если северный гребень Дых–тау, по которому мы поднялись, был нам знаком и не раз посещался советскими альпинистами, то далее большую часть пути мы должны были пройти впервые и путь этот должен быть неизмеримо труднее пройденного…

Ближе всех других пиков хищным зубом торчала над гребнем Восточная вершина Дых–тау. Это наша ближайшая цель. Сразу же пошли крутые скалистые стены, запорошенные снегом. Яростные порывы ветра старались сбросить альпинистов, упорно, метр за метром, спускающихся вниз. Задерживаться нельзя. О том, чтобы влезть прямо на Восточную вершину Дых–тау, нечего и думать: она обрывается отвесно. Приходится спускаться ниже, обходить ее кругом по небольшой обледеневшей «полочке» и искать путь с той стороны.