Инна Шолпо - Три кисы на фоне моря. Хроники одного путешествия

– Не грусти. Все еще будет, – мягко добавил он.

– Ладно, – сказала она. – Посмотрим…

Через неделю после этого разговора Андрея не стало. А уже спустя несколько недель Мурыся, мучаясь бессонницей, стала присматривать по ночам в Интернете симпатичные квартирки на двоих и думать, какая из них понравится ему больше всего. Нет, она не то чтобы сошла с ума, но последние десять лет они с мужем не расставались больше чем на два-три дня… Поэтому Мурыся сразу же отбраковывала студии с одной кроватью: он же храпит безбожно! Вероятно, это было каким-то странным последствием болевого шока, помутнением рассудка, ведь при этом она прекрасно знала, что его больше нет. Знала, но не могла этого понять.

Спустя месяц-другой эта безумная лихорадка прошла, но мысль о поездке не выходила из Мурысиной головы. Больше того, она заняла в ней такое место, как будто в Мурысиной нынешней изменившейся жизни не было ничего важнее. Как будто если она этого не сделает, то проиграет, признает себя сломленной перед самой собой и тень депрессии, уже подбирающаяся в осенней промозглости, накроет ее с головой.

Со стороны это выглядело почти неприлично и совершенно неразумно: жить Мурысе теперь предстояло практически на одну пенсию. Деньги в запасе, конечно, были, но совсем немного. Они с Андреем никогда не откладывали «на черный день», ведь в дне сегодняшнем было столько возможностей их потратить: на путешествия, концерты, хорошее вино! Так что следовало теперь выбирать между Денией и новым зимним пальто. Впрочем, Мурыся каждый год делала какой-нибудь такой выбор, да и зима у нас в последнее время теплая… А представить себе, что она больше не поедет на Средиземное море, не окунется в безмятежную атмосферу любимой Испании… Нет, все должно образоваться, получиться… как-нибудь! Она не знала, как, но… «все еще будет», он так сказал!

Мурыся вставляла в компьютер диск со старыми фотографиями и начинала пролистывать их одну за другой, с начала до конца и снова по кругу.

Вот восход солнца в порту. Это снято, когда они спозаранок ходили купаться. Нужно было минут двадцать идти от отеля по набережной вдоль порта. По дороге им попадались знакомые коты – любители рыбы, и каждое утро они здоровались с одним и тем же полицейским. Ранним утром на берегу почти никого не было, и они устроили на краю возле больших камней свой личный нудистский пляж. Какое же это было наслаждение – купаться прохладным утром в теплой воде, особенно когда можно воспринимать прикосновение воды всем телом!

А вот местный Бродвей – улица Маркиза де Кампо. Платаны с леопардовыми стволами, столики кафе по обеим сторонам, вечерняя праздничная толпа. Как хорошо было просто болтаться по ней вечером, ловя обрывки разговоров и отголоски музыки, заходя иногда выпить чашечку кофе или бокал сангрии.

Вот бульвар Сервантеса, где в высоких пальмах перекликаются зеленые попугайчики, и памятник писателю, который именно сюда, в порт Дении, прибыл после долгих лет алжирского плена.

А вот и сам рыбачий порт, старое здание рыбного рынка и загорелые матросы, выгружающие на берег ящики с сегодняшним уловом, который попадет прямо на кухни местных ресторанчиков; узкие пустынные улочки старого города и миниатюрный, почти игрушечный рыбацкий квартал; вот дома, стеснившиеся вдоль стен старинной крепости; а над всем этим – гора Монтго, одетая в облака…

Все эти красивые картинки дышали жизнью, излучали солнце, манили к себе… Только вот иногда сознание прояснялось, и Мурысю накрывало отчетливой и трезвой мыслью: ехать-то придется одной – в те места, где в прошлый раз они ходили вдвоем. Они – такие счастливые, сами того не знающие…

И тут из Москвы в Петербург на пару дней приехала Кисса. То есть на самом деле ее зовут Марина Сергеевна, с виду она весьма солидная дама, хоть и моложе Мурыси на десять лет, и даже доктор наук и профессор. Но на самом-то деле она, конечно, просто обыкновенная киса. И, честно говоря, Мурыся просто на дух не переносит профессоров, которые не превращаются в кис, хотя бы в полнолуние.

Сперва Мурыся, которая тогда еще была не Мурысей, а кандидатом педагогических наук и доцентом, стала относить Марину Сергеевну к семейству кошачьих, поскольку ее было сложно поймать в Интернете: ну просто как черную кошку в темной комнате. Но потом она поняла, что похожа Марина Сергеевна вовсе не на черную кошку, а скорее на белую ангорку. И лицо у нее круглое, с ямочками на щеках, и сама она вся такая мягкая, овальная. Стриженые волосы зачастую ужасно смешно по-кошачьи вздыблены, а глаза миндалевидной формы умеют округляться и сыпать искрами. Мурысе хотелось посадить эту воображаемую ангорку на коленки, гладить, зарыться лицом в пушистую белую шерсть… и это даже чисто мысленное действие приносило успокоение. А двойное «с» появилось в связи с тем, что Мурыся уже много лет не очень успешно изучает финский язык. Ну и чтобы не путать с Воробьяниновым.