После окончания учебы Вольф вернулся в Фэрхоуп. Лаки оставалась в школе, ей нужно было отучиться еще два курса. Она и Вольф уже договорились, что после завершения ее обучения, они вместе будут строить свое будущее. Тем временем Вольф стал помогать отцу на его молочной ферме. Когда отец узнал, что Вольф и Лаки намерены пожениться, он прикупил еще двадцать акров земли, расширив семейные владения. Предполагалось, что все они будут жить и работать вместе.
К концу 1948 года американское правительство восстановило призыв в армию. Вольф и его друзья из Фэрхоупского месячного собрания квакеров, Марвин Роквелл с племянниками Говардом-младшим и Леонардом Роквеллом, должны были принять решение, как им следует реагировать на призыв стать под ружье в мирное время. Будучи квакерами, они в соответствии со своими убеждениями оказались отказниками.
«Все знали о том, что происходит в мире. Во время Второй мировой войны мой брат Клифф был призван в армию и отправлен в лагеря общественной гражданской службы (ОГС). Квакеры на своих собраниях собирали деньги для поддержки людей, несущих службу в этих лагерях. Отказники считались годными для альтернативной службы, для работы в проектах по сохранению ресурсов или как сотрудники психиатрических больниц. Кроме того, некоторые молодые люди из числа отказников добровольно участвовали в экспериментах, финансируемых правительством в качестве подопытных. После того как Клифф поработал лесником в лагере ОГС, он пожелал стать подопытным. В этом качестве он провел два года на Стейтен-Айленде, участвуя в экспериментах с разбавителями крови, например, варфарином, добровольно подвергался обморожению с использованием сухого льда.
Еще в Олни я думал, что же буду делать, если война по-прежнему будет продолжаться. К моменту окончания учебы я достигал призывного возраста. Окончание войны было большим облегчением, мне не пришлось регистрироваться в военкомате. А потом нас ожидал большой сюрприз. В 1947—1948 годах в призыве был перерыв, после чего было объявлено, что вводится немного модифицированная выборочная служба, а чуть позже призыв будет восстановлен. В 1948 году был принят Закон о всеобщем военном обучении. После окончания школы летом 1948 года мне сразу надо было принимать решение, как реагировать на этот закон, призывающий молодых людей в возрасте от восемнадцати до двадцати шести лет на службу в армию.
В это время американцы могли и должны были участвовать в программах помощи в обедневших странах мира. Я полагал: те из нас, кто принадлежал к мирным церквям, могли быть уверены, если зарегистрироваться в военкомате в период, когда войны нет, то нам, гражданам, отказывающимся от военной службы по соображениям совести, будет предложена подобная программа. Однако ничего конкретного не планировалось. Мы ждали, что нам будет предоставлена какая-то гражданская служба. А потом выяснилось: если мы не отметимся в военкомате, будем подвергнуты соответствующей правовой процедуре и тюремному заключению. Максимальным наказанием был штраф в размере 5000 долларов США или пять лет тюрьмы.
Четверо из квакерского собрания в Фэрхоупе – трое Роквеллов и я – решили не регистрироваться для призыва в мирное время. Каждый из нас написал письмо в призывную комиссию, разъясняющее причины такого решения, и после этого мы ожидали «надлежащего процесса». В декабре 1948 года нас арестовали, а 26 октября 1949 года мы были приговорены к одному году и одному дню тюрьмы. Нас этапировали в Федеральное исправительное учреждение в Таллахасси, штат Флорида.
По прибытии в пенитенциарное учреждение мы смогли подать заявления с просьбой об условно-досрочном освобождении. Комиссия по УДО заседала каждые четыре месяца, и, можно сказать, нам повезло предстать перед советом в первый же месяц. Так нам удалось провести в тюрьме всего четыре месяца.
Эти четыре месяца были действительно школой жизни для меня. Я узнал, что другие заключенные сидели в основном за подделку алкоголя и изготовление фальшивых чеков, и понемногу начинал понимать, что было у них в голове. В тюрьме ко всем относятся одинаково, ты всего лишь номер на тюремной робе. Нас вызывали по нашим номерам шесть раз в день для досмотра. Мне удалось получить хорошую работу на тюремной молочной ферме, что позволяло жить без постоянного ожидания вызова на проверку. Я до сих пор помню наизусть мой номер – 7310. Это имя, каким вся зона называла меня, пока я находился под стражей».
Читать дальше