Андрей Ларионов - Воспоминание о будущем - Удивительный сад

В лицо дул сильный ветер, вынуждая Андерсона щуриться от лавины освежающее сознание молодого человека. Иногда порывы воздушных масс были холодны, как мартовский ветер, иногда из степей веяло чем-то даже жарковатым и приторным, что напоминало ему о бесконечном лете в краю без снега. Андерсон был умен и был наделен талантами видения будущего, прошлого, кроме того он читал мысли других людей, если узнавал на какой частоте они размышляли. Видения были предзнаменованием чего-то важного, либо предостережением от угрозы будущего. Телепатия же была у него с юности, и искать волну цепочки чьих-то мыслей напоминало занятие, что поиска радиостанций через радиоприемник. Если удавалось отыскать те сигналы чьих-то сообщений, то в сознание Андерсона вливался целый рой чужих мыслей, ощущений, впечатлений и даже воспоминаний далекого прошлого. Он, словно, выдергивал из чужой головы мысли, желания и чувства окружающих людей. Однако так бывало только, когда перед ним находился ментально незащищенный человек. В остальных случаях Андерсон иногда путался в лабиринтах чужого сознания и лишь спустя какое-то время узнавал ключи доступа.

Однако сидя на своей лошади, он сейчас не ощущал вокруг себя чьих-либо мыслей проникающих в его сознание, как подгруженные данные извне, что с нудным тарахтением иногда врывались в его голову, отодвигая его собственные мысли. Когда-то раньше Андерсон путался в своих мыслях и внешних сообщениях, однако, после он сумел разобраться в сути механизма телепатии, эмпатии и освоил технологию обмена информации с людьми на расстоянии. Иногда чьи-то мысленные, либо речевые диалоги словно впечатывались в строения, дома, жилища в которых обитали хозяева. И тогда, даже войдя в пустую квартиру, либо хижину можно было уловить, почти едва уловимое дыхание прошлого, словно аромат духов или дуновение чего-то, что было оставлено кем-то до появления Андерсона. Это было очень информативно и полезным для него.

Сейчас в пустоши, безмерно тянущейся от горизонта до горизонта сухими степями и валяющимся почти в пыли у горизонта солнцем, Андерсон не ощущал присутствия посторонней жизни. Дорога вилась вдаль, иногда длинные почти смоляные тени прерывали ту уходящую вдаль путь беглеца. Тушканчики мелькали в пустотах суховатой страны, а кузнечики распевали песни в зарослях кустарников и низкорослых деревьев. Боль души утихла. Андерсон вспоминал ту ужасную Еву, что издевалась над своим рабом дни и ночи напролет. В своих камерах эта злая королева держала ни один десяток рабов, что были поглощены лишь смыслом жизни выживания и единственной целью – вырваться из плена. Однако даже свобода и тот дивный свет, что чудным видением ворвался в камеры Андерсона, не исцелил всех ран тела. Раны превратились в швы и шрамы. Память же запечатлела те картины ужасающих видений прошлого. Говорят, что шрамы украшают мужчин, но иногда и это неправда. Уродливо лишая человека гармоничных возможностей движения, либо эстетичной красоты, рубцы-раны скрадывают человеческое совершенство и идеализм.

Впрочем, как и в душе, никогда не зарастают травмы и раны никогда, ведь это следы времени. Молодой человек хотел быть счастливым и любимым, но его мучители были сильнее его, и постоянно удерживали в орбите рабства и порабощения, отчего меланхолия и отчаяние закрадывалось в душу Андерсона. Дни шли на пролет чередой однообразных и даже мучительных дней безысходности и бесполезного существования в этом бренном мире рабовладельцев и рабов. Порядки в неволе каменных стен были иными, чем за пределами темницы. Именно потому Андерсон был крайне счастлив сейчас ехать вдаль на своей крепкой лошади, ощущать, как скрепит бархатистое седло и как свистят вожжи. Ветер, кажется, напевал песню в ухо путешественнику, но Андерсон почти не слушал эту ветреную песнь. Солнце иногда ослепляло человека, тогда он напяливал, свои очи, что защищали его от незрячести. Он был благодарен тем, кто был в путешествии – безропотные, но вольные птицы, летевшие выше остовов и руин древних городов, а также выше долин и лесов, были его спутниками в странствии.

Город-крепость скрылся где-то за горизонтом вдали, среди чащоб лесных исполинов и змейкой вьющейся дорогой. Оглядываясь назад, Андерсон с улыбкой на устах изучал те километры измерения, что были оставлены им в ходе столь длительного путешествия. Ностальгия была в душе в эти мгновения, но отнюдь не о рабстве, а тех краях, в которых он вырос. Отныне его не мучила ни бездушная королева Ева из каменного замка злых королев, ни циничные надзиратели тюрьмы. Андерсон был свободен, как ветер, и наравне с воздушными стихиями летел по каменистой линейной, как стрела, мостовой, что была проложена на многие километры и мили от лесов и равнин. Цокот копыт звонко разлетался в окрестности, невольно заставляя таинственных зверушек из леса изучать быстро движущуюся цель. Москиты иногда летели роем, висели над дорогой, по которой передвигался человек. Подковы лошади выбивали целую плеяду пыльных облаков, что еще долго висли в стеклянном прозрачном воздухе.