Юхан Смуул - Ледовая книга

Атлантический океан

Прохладный день. Сильный встречный ветер. Днём шёл дождь. Не тропический, не проливной, а тёплый, мелкий и мглистый. Горизонт вокруг «Кооперации» сузился. Стояли на палубе в купальных трусах и мылись дождевой водой. К сожалению, дождь кончился так же неожиданно, как и начался, и теперь у меня все волосы в мыле.

В двенадцать дня нашими координатами были 3°47′ северной широты и 12°50′ западной долготы. Берег Африки отодвигается все дальше, между ним и нами — дуга Гвинейского залива.

Весь день на корабле проводятся закрытые собрания, на которых обсуждается церемониал нептуновских торжеств. Мы по-прежнему занимаемся стенгазетой. Я уважаю первого помощника капитана Рябинина, но именно из-за него у нас возникают в редакционной работе трудности. Стенгазета — орган команды корабля и экспедиции. Благодаря первому помощнику дружеская критика разрешена только по адресу участников экспедиции. О корабле нельзя проронить ни словечка. Между Рябининым и редколлегией произошёл долгий спор. Подпись под одной из наших карикатур гласит: «Женский час на дизель-электроходе „Кооперация“». Речь идёт о послеобеденном времени с двух до трех часов, когда бассейн предоставляется женщинам. Все остальные должны покидать его к этому сроку. И покидают, но в последнюю минуту. Карикатура изображает, как на баке в купальных костюмах появляются женщины, а мужчины сломя голову убираются из бассейна.

Рябинин. Это оскорбление женщин.

Фурдецкий. Не вижу никакого оскорбления.

Рябинин. Сочините другую подпись, которая сделала бы содержание карикатуры абсолютно ясным.

Белов. Подпишем: «Восьмое марта в миниатюре».

Рябинин. Не годится. Политически неверно.

Чернов. (после обстоятельного изучения карикатуры, мне вполголоса). Юхан Юрьевич, на карикатуре десять задниц.

Фурдецкий. (украдкой взглянув на карикатуру}. По-моему, девять.

Один из членов редколлегии (тихо). Накрылся этот номер…

На карикатуре и в самом деле из бассейна выскакивают десять мужчин.

Я (тихо, за спиной Рябинина). Но они же не могут оставаться в бассейне.

Один из членов редколлегии. Товарищ Рябинин, в газете десяток…

Второй из членов редколлегии. Тссс!

Рябинин. Что в стенгазете?

Один из членов редколлегии. Хорошая, говорю, стенгазета: её десятки прочтут.

Постепенно мы достигаем соглашения с Рябининым и меняем только одно слово. Он по сути хороший, сердечный человек, но ему, как и всем нам, очень дорога честь корабля. Потому он и стоит всеми силами на защите морали.

Очень трудно быть ответственным работником, особенно в тропиках.

Сегодня в 16.28 пересекли экватор под 10°04′ западной долготы. И сейчас, чернильно-чёрной тропической ночью, уже в нескольких десятках миль к югу от экватора, в моей голове гудят все колокола таллинских церквей и басят мощные трубы органов. Меня окрестили, наградили дипломом и на двадцать тысяч морских миль обручили с солёным океаном, пока что тёплым, а в будущем ледяным. Эти двадцать тысяч миль мы проплывём самое малое за три или за три с половиной месяца.

Вопрос о том, будут ли они моими последними милями или нет, остаётся открытым. Я знаю, что на обратном пути в Таллин моя страсть к путешествиям может превратиться в пепел и клочья. Я знаю, что глаза к тому времени уже устанут смотреть на бесконечный водный простор, синий или серый, что я буду сыт монотонностью моря по горло, что мои чувства уже не смогут воспринимать эти порядком однообразные впечатления и захотят чего-то иного. К счастью, у меня нет иллюзий относительно моря.

В самом деле, в океане начинаешь порой принимать всерьёз мрачное утверждение Анахарсиса, жившего за шестьсот лет до нашей эры: «Люди бывают трех родов: те, кто живы, те, кто мертвы, и те, кто плавает в море». Нигде — разве что кроме тюрьмы — человека не преследуют так неотступно чуждые ему тени, свои былые ошибки и людская неверность, подлинная или мнимая. Надо иметь много силы, чтобы в тяжёлые дни взгляд, обращённый внутрь, не цеплялся с болезненной страстью за все мрачное и не выуживал бы его на поверхность, пытаясь утопить все остальное под серыми, тяжёлыми волнами. Те двери в нашей душе, что ведут в ночь, изрядно расшатываются в море. Есть такие двери и во мне. Я знаю, что ураган не так страшен, как то, что бушует в нас самих, расшатывая даже то, во что твёрдо верили на земле. Мария Ундер пишет: