Дмитрий Наумов - В начале было слово. Записки путешественника

На платформе, от которой уходила электричка на город Калинин (нынешняя Тверь) меня ждал Александр Николаевич, одетый, согласно договоренности, в такую же песочного цвета форму с большим количеством карманов и новеньких кроссовках, приобретенных по случаю национального праздника на распродаже. Саша (как мы будем называть впредь) всегда выглядел безукоризненно, даже в эту трудную для аккуратиста годину. Не могу сказать, что встреча наша отличалась сердечностью, скорее это была эзотерическая фигура обреченности – два одинаково одетых человека обнялись на платформе, то ли радуясь встрече, то ли печалясь скорой разлуке, избежать которую нет никакой возможности. Мы прошли в полупустой вагон, выбрали места у окошка, хотя в этом не было никакого резона – за окном уже стояла кромешная тьма и, расположившись, стали согласовывать свои взгляды на предстоящую жизнь. Верне сказать, это я стал согласовывать, поскольку для Саши все было предельно ясно. Я выяснил, что едем мы в Калинин, затем самой ранней электричкой в Торжок, а там уже рядом, порадовал Сашок, километров двадцать пешком и мы у цели. От Торжка в сторону Выдропужска на реке Тверце стоит патриархальная деревня, где ранее жила Сашина бабушка и где каждое лето он проводил свое босоногое детство. Поскольку Александру Николаевичу на время нашего исторического похода было около сорока, то его детские воспоминания носили такой же патриархальный характер, как и та далекая деревня, встающая в его рассказах как легендарный град Китеж из тумана его счастливого детства.

Электричка тронулась согласно расписанию, и по доброй русской традиции мы стали раскладывать свои запасы для позднего ужина. Разносолов было немного, но это не сильно огорчило, поскольку из своей котомки Саша достал бутылку водки (кто бы сомневался), поскольку он был оптимистом и никогда не ждал апокалипсического ядерного удара и уничтожал ликеро-водочные изделия по мере их поступления, а не прятал их на антресолях. Несмотря на все запреты по употреблению горячительных напитков в общественных местах, мы налили и выпили. Потом еще раз. И еще.

И все сразу изменилось. Куда-то исчезли все сомнения в правильности нашего мероприятия в той форме, в которой мы взялись его реализовывать. Наоборот, все казалось вполне логичным и правильным – и эта ночная электричка в древний город, переименованный в честь всесоюзного старосты и предстоящее пешее путешествие по наитию, без компаса и карты и радостные перспективы заготовки грибов в промышленных масштабах. Саша, улетая в своих воспоминаниях в далекое безоблачное детство, рассказывал о заповедных лесах, протянувшихся вдоль светлой тихой реки Тверцы до самого Выдропужска, где на освещенных солнцем полянках под вековыми дубами, белоствольными березами и в густой тени ельника нас ждали белые грибы, подберезовики и моховики. В Сашином описании чувствовался насыщенный свет полотен Куинджи и выписанные детали дубовой рощи кисти Шишкина. Луч солнца, играя на тонких, еще летних, паутинках, как указкой, показывал место на заросшей уже темной травой кочке, где стоял боровик размером с хорошего молочного поросенка, ухмылявшийся и щурившийся не по-доброму из-под огромной шляпы.

Саша растолкал меня перед самым прибытием в Калинин. Была глубокая ночь, довольно прохладная, но без осадков, что радовало. На фоне чистого, со звездами, черно-синего неба все деревья вдоль платформы и пристанционные здания выглядели как вырезанный из черного картона театральный задник. Под стать этому антуражу было и настроение. Да, собственно, каким еще оно могло было быть у человека, разбуженного посредине ночи и вынужденного вопреки собственному желанию вдыхать прохладный утренний воздух без ближайшей перспективы выпить чашку крепкого кофе с булочкой. Короче, романтика.