Аня Архипова - Выхода нет

Вошла в здание Киевского. Между кассами стояли сумки без хозяев, по углам на подоконниках и в неудобных сиденьях спали люди. Их, свернувшихся от холода, как запятые, расставили по всему вокзалу.

– С тринадцатого пути отправляется поезд…

На Киевском не была уже миллион тысяч лет, не видела нового ремонта, новых бомжей и цветочниц, этих бесконтактных аппаратов по продаже билетов тоже не видела. Между ребер, в центре грудной клетки сомнение разговаривало со мной азбукой Морзе, которой отбивал тот самый погибший как будто на войне, но на самом деле в мирное время орган. Поехать или не поехать? Гамлетовский вопрос все переводят на свой язык, мой демидовский звучал так.

Я так долго пыталась забыть свое прошлое, оно же частями, как строительными плитами, было вынесено из памяти. В места пустоты так ничего и не постелили, дырки не залатали. В тот май, наверное, я стала старше на жизнь, так ведь в моем саундтреке озвучено? Тогда столько прогнивших досок из меня выносили, что приходилось выбрасывать их подальше, еще дальше, что теперь частями только: тут помню – тут не помню, случается.

Тот самый май стал целым сезоном моего сериала. Запахи из тех серий помню: травой пахло вкусно, весна ведь, асфальтом без машинных примесей, как пахнет подъезд, помню, запах людей и даже книг и газет. В голове запахи задержались, а вот события – как в лужах бензин разводы оставил.

– Наличными, картой? – спросила сонная кассирша.

– Наличными.

«Change» – замигало на экране у женщины за стеклом.

– Поезд Москва – Брянск, отправление в эту субботу, пятнадцатого августа, в 6:53. Прибытие в 10:56. Сдача! – протянула женщина под стеклянным окном билет и деньги.

– Угу.

Это как билет в прошлое. Ну вот знаете, когда кажется, что по возвращении найдешь всё на своих местах – все старые записи, университетские лекции Узелкова, хранившиеся на память о первой большой любви, на дисках первые видео неловких стендапов в кадре оператора Громова, постельное белье на мягкой кровати, прыгая в которую, кажется, что боженька обнимает, этот вид из окна, менявшийся только со сменой времён года, этот запах маминых утренних блинов из кухни и голоса, которые стираются уже из памяти.

– Простите, сигареты не будет? – со спины уже на улице подошел невысокий человек в форме проводника.

– Есть. Да. Сейчас. – Всегда ношу обычные сигареты на случай рабочих коллапсов, которые лучше решаются только после выкуренной и не одной. – Вот, возьмите! – протянула. – У вас зажигалка есть?

– Спички! – Достал из внутреннего кармана. – Промокли, – обнаружил вдруг.

– Покурили, значит, – выдохнула и вернула неподкуренную в пачку.

Проводник с сигаретой вернулся в здание вокзала. Дождь сильнее стал прыгать по лужам, делая их шире. У перехода в торговый центр выстроились в кружок по интересам таксисты, ожидавшие прибытия поездов.

– Девушка, куда-то надо? – обернулся один из толпы – меня заприметил.

– Домой бы.

– Так садись, – поправил кепочку на лысине и открыл переднее пассажирское.

Села на заднее, пристегнулась на всякий случай, как сказал голос из приемника навигатора.

– А у вас курят? – спросила у бодренького водителя.

– Не-е-е, у нас не курят. Привычка плохая, будете меньше жить.

– Все мы будем… Ну ладно, не очень-то и хотелось, – спрятала в пачку обратно сигарету, кинула на дно сумки.

– Все эти кризисы, вирусы – всё ломается в минуты. Какая это жизнь? Так, выживание. – Автомобиль набирал скорость, выезжая на Садовое кольцо, чтобы съехать на Трёшку.

– Ускоряемся.

– Здесь 80 можно, – посмотрел на спидометр таксист.

– Не про это… Да ладно.

Увернулась от разговора. Из щелки окна залетал порывами ветер и брызгал в лицо на съездах. Потянулась за телефоном. Крутила, вертела в руке, не решалась. Время на мобильном подбиралось к рассвету. Еще чуть-чуть – и поливальные поедут по городу. Под колесами авто, как под подошвой осенью, шуршало, только гладкими лужами, которые по выбоинам после Девятого Мая от репетирующих танков остались. Репетировать в пандемию танки поехали почему-то по Трёшке и смели всё застеленное мэром напрочь. «Переделывать» – положили бумажку в мэрии. Пока недопеределали, только как тейпом залатали и оставили до составления нового бюджета на год.

Решилась. Открыла инстаграм. «Виталий Узелков» – ввела. Одна за другой фотографии абсолютно незнакомого человека из прошлого. От того мальчишки остались только рваные джинсы и острые скулы, как у «Ночных снайперов», остальное было как будто новым. Жиденькая бородка вместо дурацких усишек, крепкие плечи и широкая спина вместо субтильного тельца, которое мне понравилось когда-то, розовые откормленные щечки и никакой блеклости. Он ли это? По нику – он, внешне – абсолютно другой человек. Это всё фильтры Ольги Бузовой, однозначно. Они всех красивыми делают. И как он мог мне понравиться? Не понимаю.