Мостовой Дмитрий - Похождения ''синего'' Будды

На следующий же день я отправился поездом до Бомбея, затем пять часов автобусом, – и я, наконец, в Пуне, заселился в гостинице недалеко от Ашрама. И вот утро знаменательного дня, о котором я давно мечтал и который, как мне временами казалось, никогда не наступит. Еще лежа в кровати, над которой, во всю стену, была нарисована красная свастика, я изрядно курнул гашика и отправился навстречу своей мечте. Я испытывал чувство детской восторженности, и это чувство, забытое, а может и вовсе мне доселе не ведомое, было со мной там потом почти все время пребывания.

Однажды, когда уже немного освоился в Ашраме, я отплясывал на дискотеке, которые проходили там чуть ли не ежедневно, ко мне решительно подошла, весьма миленькая девушка из России, взяла меня за руку и со словами «Пошли ко мне в гости» увела за собой. Через некоторое время мы уже кувыркались в ее койке, и я подумал тогда: вот оно, реальное боевое эмансипе в действии. Девушка была из Питера, и когда через какое-то время, ей нужно было возвращаться, я поехал с ней. Так я очутился в Питере, в ее роскошных апартаментах, которые подарил ей отец – профессиональный и очень удачливый игрок в покер. Девушка эта была весьма странной особой, да что там, ****утой на всю голову, хотя поначалу я этого не замечал и не придавал значения. С виду она была сама невинность, с ангельским личиком и миниатюрной фигуркой, но некоторые ее повадки иногда меня вгоняли в краску, а некоторые просто ужасали. Вы не поверите, но через какое-то время я ее начал просто бояться. Она мне говорила, что преодолевает страх людского осуждения, и иногда это выражалось, например, в том, что она могла нарочно громко пукнуть где-нибудь в многолюдном общественном месте – но при этом люди всегда думали почему-то на меня, и я стоял багровый и вмиг вспотевший, а она лишь смотрела на все это своими невинными глазками и улыбалась. Короче в итоге мы жестко разосрались, и я от нее ушел. Но с ее отцом у меня остались хорошие отношения, через несколько лет мы случайно с ним пересеклись и именно он тогда предложил мне пойти работать к его приятелю, в обнальную контору, на что я с радостью согласился, в тот момент я пахал на стройке – работал много, получал мало.

Я стоял в легкой прострации глядя в окно и даже не заметил, как Люба встала и тихонько вышла из комнаты. Она сидела на кухне и курила, хотя уже год как бросила, пальцы ее слегка подрагивали. Я присел рядом с ней и тоже закурил, молчание было напряженным. Наконец я сказал:

– Ну, вот, шеф звонил

– Я поняла. – сказала она и нервно загасила наполовину недокуренную сигарету.

– Мне надо срочно сваливать – сказал я – Сегодня вечером я должен уехать. На несколько месяцев, Люба. … такие дела.

Я подошел к шкафу, открыл его и достал уже изрядно опустошенную бутылку вина. Налил себе бокал и выпил. В другой бы ситуации я бы себе этого не позволил, потому, как Люба крайне негативно относилась к моему легкому бытовому пьянству, да еще и с утра. Но сегодня можно было, да даже и нужно.

– Смотри Люб, хату я оплачу за пару месяцев, – квартиру мы снимали, – и тебе на жизнь немного денег оставлю, так что на первое время хватит. А через месяца три-четыре я вернусь – сказал я с уверенностью, хотя сам конечно очень сильно в этом сомневался.

Я положил руку ей на плечо и попытался прижать ее к себе, но она скинула мою руку и со злостью крикнула мне в лицо:

– Надо было легальными делами заниматься, а не всякой фигней!

– Эта фигня нас кормила – сухо сказал я – И потом, я больше ничего толком не умею, к тому же, я всегда тебе говорил, что все это может чем-то таким закончится. Ведь говорил же?

Она попыталась что-то сказать, но я ее опередил:

– Ладно Люб, давай сегодня не будем сорится. Я через несколько месяцев вернусь, если сможешь – дождись, ну, а если нет – ты свободна и можешь поступать, как тебе будет лучше. Хорошо?

Она сидела в своем домашнем халатике, растрепанная после сна, хмуро смотрела в одну точку и молчала.

– Ладно. – сказал я устало – Мне до вечера нужно кучу дел успеть сделать. Ты будь на связи, а вечером встретимся, пойдешь провожать?

Она промолчала.

Выходя из кухни я обернулся и сказал – Извини, что так получилось. – она опять промолчала.

Дел было действительно полно, и нужно было шевелиться пошустрее. Я быстро оделся, и уже было открыл дверь, как она вышла в коридор, вся такая грустная – прегрустная, и мне тут стало так ее жаль, что я прям сам чуть не расплакался. Я подошёл к ней и обнял – Люба, ты моя первая и последняя любовь, прости меня, – сказал ей, погладил по волосам и поцеловал в лоб – мы с тобой еще сто раз будем сходиться и расходиться – и я, пожалуй, в этот момент действительно так думал.