Анна Демина - Меня зовут Мзунгу

На лугу мы срывали пижму. В детстве я верила, что это ромашки, потерявшие свои лепестки. Ромашки лечебные были в нашей коллекции обязательно. А ароматные чабрец, укроп, кинза, мята, мелисса, лимонная трава – всё росло в саду у дома.

Мой дедушка Кольцов Георгий Григорьевич и я (4 месяца, 1980 г.)

Он умел делать химические растворы для защиты растений от болезней и вредителей. Его «лаборатория» содержала мешочки, баночки и коробочки с разноцветными порошками и кристаллами. Тогда я верила, что алхимики и философский камень существуют.

Я училась у него всему. Самое интересное было смешивать растворы и порошки. Несколько раз я путала правильные пропорции препаратов и у меня были сильнейшие отравления. После чего ему приходилось возвращать меня к жизни. Но я навсегда запомнила, что нужно строго следовать протоколам.

Один раз я беззаботно съела ягоды с куста, который он обработал медным купоросом. В литературе по судебной токсикологии препараты меди по их действию обычно относят к деструктивным ядам; это свойство их особенно резко проявляется в изменениях печени и почек. При отравлениях же медным купоросом происходит гибель эритроцитов, что характерно для действия гемолитических ядов. Разрушение эритроцитов, малокровие, желтуха и отложения гемосидерина в печени, селезёнке и почках.

Моё состояние было тяжёлым. Но он снова нашёл способ меня вылечить.

Но однажды заболел он. Врачи диагностировали рак мочевого пузыря. Несмотря на операцию, метастазы пошли в лонную кость. Для лечения можно было применять только химио- и радиотерапию. Доктора сказали, что осталось пару месяцев жизни.

Но он нашёл великолепную схему приёма трав, и начал её использовать. Этот фито-протокол продлил ему жизнь на целых 11 лет, несмотря на приговор врачей. Каждый год он пил курс настоек лечебных трав и продолжал жить.

Впоследствии эту схему мы давали многим людям с онкологическими заболеваниями. И большинству она продлила жизнь.

В тот самый критический момент жизни, когда ему впервые диагностировали рак, он стал слушать классическую музыку. Более всего он любил «Реквием» Моцарта. У него был старый проигрыватель. Я помню эту большую чёрную виниловую пластинку. И даже знала, с какого деления начинается «Лакримоза» в Реквиеме. Эту часть мы любили слушать вместе. Я даже пела:

Я с дедушкой на даче близ Ветки, Беларусь, 1987 год

Спустя 9 лет с того момента я купила ему CD диск «Реквием» Моцарта, стала врачом и учёным.

Нам казалось, что мы победили болезнь.

Но однажды ему стало плохо, появилась слабость и боль в ногах. Вызвали скорую. Фельдшеры немедленно забрали его в хирургию. Кажется, они подозревали тромбоз вен. Я ехала за «скорой» на своей машине, глядя в закрытые задние двери с красными крестами. Боялась отстать, мы пролетали светофоры и перекрёстки. Я боялась потерять из виду эти двери.

Мы прибыли в старую больницу на окраине города. Много часов обследований и консультаций. Наконец, нам разрешили ехать домой, и выдали направление к онкологу.

На следующий день мы уже были на приёме в областном онкологическом диспансере. Врач сделал пункцию лимфатических узлов и отправил на диагностику в лабораторию.

После этого онколог позвал меня в кабинет, одну. Я помню, что он предложил ему посмотреть музей камней, удалённых после мочекаменной болезни, а меня потянул за руку в ординаторскую.

– Это его последние две недели, – вынес вердикт доктор.

– Что? – как будто не расслышала я.

– Это последние две недели жизни.

– В каком смысле? – промямлила я, как будто у этих слов должен был быть иной смысл.

– Мы ничем не можем ему помочь.

– Как же НИЧЕМ? А операция?

– Технически она не возможна. Это множественные метастазы тромбируют вены.

– Радиотерапия?

– Он уже получил максимальную дозу, больше облучать нельзя.

– Химиотерапия?

– Поймите, даже если она продлит жизнь на ещё две недели, но этот месяц пройдёт в жуткой интоксикации, слабости и депрессии. Вы бы хотели пожелать ему такого состояния?

– Нет!!! – возразила я. Но что мы можем для него сделать?