В Красноярске сошёл совсем другой человек. Не бледный и тоскующий в размышлениях о бренности бытия, о том, что люди – всего лишь следы под опавшими листьями жизни, заметёт их Смерть, не увидишь. Впрочем, мысли о том покинули его насовсем, без отголосков в памяти даже, едва Максим вступил на землю Красноярскую. На перроне проверил не забыл ли чего, фонарь иль котелок – смеялись над ними где-то под Новосибирском, не хуже колёс они стучали, переезжая мост через Обь, да и ладно. Зато своё и искать не нужно. В ожидании места до Канска любовался Максим Петрович Енисеем могучим, парками, домами – а не хуже ведь, чем в столице! А горы какие? А воздух? Словно не вдыхаешь – ключевую, холодную водицу одним глотком выпиваешь, и пить его не напиться!
Не знал он ещё, как путешествие его сложится, удачно ли, нет; найдёт ли те камушки – да и не нужны они боле; встретится ли с сестрой, с людьми другими, разными, только понял одно – не замыкайся в себе, ни в горе, ни в радости, как в одном городе, что в крепости. Ведь там, за стенами городскими, простора грандиозного – не обхватить, страна какая, да не одна! Там жизнь идёт, и что же мимо, получается? Не бывать тому! – в упоении думал Максим, и грудь теснилась от восторга. Спасибо, благодарил он, и сам не ведал кого. Спасибо, избавился от хвори душевной! В церкви свечку поставил, перекрестился. На подворье гостиничное вернулся, а тут и новость – едет в Канск подвода завтра. Быстро как. Три четверти пути пройдено, малость осталась, но трудная. Однако вселилась в Максима уверенность в отличном завершении. Ну, всё же как по маслу складывалось. Слава богу!
2.
– Месье, месье! Очнитесь же! – кто тряс Максима и почему-то обращался к нему по-французски. – Месье! Что вы делаете в моём номере? Чёрт вас подери! – раздался топот ног, звук открываемой двери: – Портье! Кто-нибудь!
Максим Петрович приложил усилие, чтобы поднять веки. Красный свет, с белыми, какими-то светящимися потоками, переливами застилали взгляд; где-то там, как будто бы на потолке, плясал чей-то багровый силуэт.
– Чекарен, ты? – он пытался угадать, кто перед ним. – Поленька?
– Тра-та-та, тра-та-та, – стрекотали надрывно и без остановки рядом.
– Замолчите же, прошу вас, – хриплым голосом попросил юноша, всё пытался сосредоточиться, собраться с духом: понять, где он, что. Наконец, удалось проморгаться, сфокусироваться на потомке Д'Артаньяна, очевидно, раз уж он позволяет себе изъясняться на «парле ву франсе». – Вы кто?
– Я? Кто – я? – худощавый брюнет, примерно возраста Максима, лет двадцати пяти, не боле, едва не задохнулся от возмущения. Он задвигался, задёргался, словно руки его, и ноги, невидимый кукловод тянул за верёвочки.
«Богомол, как есть богомол», – подумалось Максиму Петровичу. Он разглядывал француза с недоумением и никак не мог привести мысли в порядок:
– Где я?
– Это возмутительно! Какой-то клошар ведёт допрос будто граф. Это мерзко, месье! Что вы здесь делаете? Немедленно покиньте меня! Вы в моей кровати, ещё и босиком, – последний факт потряс не только хозяина номера, но и самого Максима Петровича.
Босиком! Чтобы это могло значить, если в последний раз он помнил себя в охотничьих сапогах?
– О-у-о! – застонал он. Где бы он сейчас не находился, надо наладить отношения с сим кузнечиком, выяснить, вспомнить, что произошло и понять, как вернуться и откуда вернуться. Деньги, документы, обувь в конце концов, где?
– Ради бога, – Максим Петрович вылез из кровати, мысленно вознёс молитву благодарности за то, что маменька всегда настаивала учить несколько языков. Встал, опираясь на спинку ложа, – ради бога, простите. Я не понимаю, не помню, что со мной случилось. Я сейчас уйду, конечно же, но смею просить вас прежде, оказать мне некоторую помощь. Ответить на мои вопросы и… неловко, право, об этом говорить, но не могли бы вы одолжить мне туфли? Месье…
– Клод. Клод Латинфо, – сказал француз намного тише. Вероятно, манеры Максима Петровича и прекрасное знание языка произвели на него впечатление. – Ударение на последний слог, смею уточнить. Месье Латинфо', путешественник, археолог-любитель и будущий адвокат.
– Максим, – поклонился Максим Петрович, – Горельский. Будущий инженер. Итак, где я?
– Простите за клошара.
– Простите за вторжение и неподобающий вид.
– Л'Оспитале. Гасконь. Франция.
– Гасконь? Франция?
– Да, да! Вы что, не читали Дюма? Верна? Может быть, вы и в Париже не были? Но вы прекрасно говорите!
Читать дальше