Алексей Еремин - Плут, или Жизнеописание господина Плутнева, достопочтенного депутата Государственной думы

Тройку дней мы ходили гоголями, не прогуливали школу, наслаждаясь славой, пока к подгорице, где мы курили после уроков, не прибежал Генка с замороженной рожей:

– Это не фраер залётный, это Глист, пацан Газона, он здесь за самогонщицами приглядывал!

– Нас всех убьют, – мёртво сказал Толстый, и его морда, до того розовая и довольная, сморщилась как древний анус.

– Нас Твиксы замучают! – пискнул Паяльник.

Со злости я дал ему пождопника, так что он аж подскочил еще пару раз сам.

– Ты что ссышь, тебя там близко не было, гондон конченный.

Толстый стоял ко мне спиной в своей синей куртке, сгорбившись, так что я видел его нечёсаные рыжие волосы, разделенные на затылке молочной слезой кожи, лежавшие прядями по сторонам черешка, как у листа дубового покрасневшего, жирного от влаги.

Слезу пустил, с мамкой прощается. Кому он нужен, мне предъявят. Паяльник зыркал на меня снизу-вверх и тёр задницу двумя ладонями, по ладошке на полужопие. Только Генка был боле-мене спокоен, но задумчив. Тогда, небось, гадёныш, продумал.

Что базарить, я сам обделялся мощно, как тогда в сарае, когда думал батя забьёт в землю. Но точно не жалел. Думал, лучше так, на глазах у Галочки грызть Твиксов и лечь, чем по-тихому в омуте речном.

Пятиэтажка из серых блоков в белых окнах, низкая огородка с просветами из тощих досок, за ними, как небритая лохматка, густые кусты облетевшей смородины. Пустая дорога села, по которой проехала, переваливаясь на неровностях, и остановилась вишнёвая восьмёрка с чёрными стёклами. За ней вдоль огородки встала чёрная девятка, с чёрными стёклами. Сердце засосала жопа.

«Как чёрная метка у пиратов в кино «Остров сокровищ»!

«Надо слиться прям ща!»

«К Галке, сука, опять подкатит!» – ярость вытолкнула сердце под гланды.

«Нахер шкериться – всё одно – споймают и матку наизнанку вывернут».

«Лучше здесь, у Галочки на глазах биться за неё, чем меня на задах закопают по-тихому».

После урока Генка со словами: «Мне очень надо» – слился.

Я ждал, что это будет Толстый.

Мы вышли с Толстым из школы, к нам отвалило четверо, один был Глист, который хромал и опирался на палку. Справа, отстав от троих, озираясь по сторонам, медленно шагал непримечательный, среднего роста, с круглой головой человек в рамах с прозрачными стёклами. Очко сразу намокло, и казалось, вот-вот брызнет; я почуял, что это сам Серёжа Газон. Я сжал покрепче булки и упрямо зашагал, только оглянулся на крыльцо – не смотрит ли Галчонок? Её не было.

– Вы, фто ль, сяфки, отофарили Глифта? Поехали побафарим, – с ходу повалил худой.

– Здесь побазарим.

– Зассал, шкет?

– Не зассал, потому тут. А за Галку я вам всем глотки перегрызу.

Налысо бритый парень в синем тренировочном костюме и белых кроссовках оглянулся на Газона, потом вылупился на меня. Равнодушный взгляд давил, словно на спор жал краба, и у меня уже хрустела кисть. Я дристанул, и в тишине это грохнуло как выстрел, и кажется, разлетелось на всё село, и тётки на задах вышли поглядеть, что рвануло, а все классы и училки прильнули к окнам, узнать, где гремит. Они заржали, только Cтёпа или Коля Твикс, я понял, что это кто-то из них, больше некому, даже не улыбнулся.

– Шпингалет, пасть закрой и послушай свою судьбу.

Я опустил голову, не удержавшись перед этими пустыми голубыми зенками.

Первый, чувствуя настроение, понёс:

– Вы, сяфки малолетние, ща на ремни фас резать будем за баратана нафего, руки-ноги повыдёргиваем, спички вставим.

– Остынь, Оратор.

Это сказал Газон, и стало тихо.

– Ладно, шпана, в этот раз вы отскочили, потому что Глист затрахал, – это слово он оттолкнул от себя зло, оно остро выперло, как гвоздь из доски, – лажать с малолетками. Но косяк за вами числится, потому обязаны мне, а ходить будете под Колей Твиксом, и что прикажет делать, сделаете, – сказал Газон, и тереть стало нечего.

Мы с Толстым потошнились на берег.

Я принюхивался, не тащит ли от меня пердежом, и больше ни о чём не думал, словно важнее не было.

Вдруг Толстый проворно забежал вперёд и вскрикнул:

– Мы с тобой под Газоном, ты представляешь?! Мы в деле!!!

Знала бы тогда его счастливая морда, вспотевшая, как блин масленичный мелкими капельками, который мамка его пекла, что конкретно ему уготовано!

Вот так, не по доброй воле, а принуждением криминальных элементов я был втянут в преступный промысел. Мы, как и раньше, обували сырых да малолеток, шныряли по заброшкам и дачам, но теперь и шестерили на Колю Твикса. Возили записки, конверты, а главное, обслуживали бабок, которые гнали самогонку. Тогда реактор поставить до трёх лет светило, а сейчас это развитие культуры употребления алкогольных напитков, возрождение исконных традиций винокурения и частное предпринимательство. Газон удовлетворял спрос, Мирон закачивал воздух в свои чердаки – казёнки реально не стало.