Томас Венцлова - Вильнюс - Город в Европе

Что не успели сделать тогда, то довершили войны двадцатого века — тем паче, что в лесах исстари привыкли прятаться повстанцы и партизаны, которых властей предержащие пытались выкурить оттуда любыми средствами. Сейчас Литва стала страной полей, а не лесов. Правда, советская власть — скорее по бесхозяйственности — не так сильно изменила природу, как ее изменил бы капитализм. Именно рядом с Вильнюсом сохранились последние участки, напоминающие об историческом и даже доисторическом положении края. На юг от города простираются болота, торфяники, чуть дальше начинаются просторные сосновые леса на песчаных почвах, с редкой травой, в которой синеют цветы прострела и белыми точками рассыпаны ландыши. На север леса другие, хотя бы потому, что в ложбинах скрывается череда зеркал, отражающих небо и прибережные ели, — это сотни или даже тысячи мелких и крупных озер. Сосны попадаются редко, тут больше тени, встречаются лиственные деревья — грабы, изредка дикие яблони. Нет уже «столицы зверей», исчезли медведи и зубры, кабанов и волков тоже немного, их истребило на охотах начальство; но после долгого отсутствия опять расплодились бобры — многочисленные подводные проходы ведут в их норы на берегах речек и каналов.

Природа здесь становится почти что архитектурой. Реки извиваются и петляют как волюты, деревья вздымаются подобно колоннам и контрфорсам, обрывы напоминают о крепостных стенах, скаты холмов — о скатах крыш. Город, в свою очередь, — скорее пейзаж, чем урбанистическое целое. Хаотические вкрапления природы доходят до самого центра, а ритм башен похож на ритм вольно растущего леса.

Почти все приезжие любуются панорамой Вильнюса с Замковой горы, которую чаще называют горой Гедиминаса. Но есть и другая возможность — забраться на гору Бекеша чуть подальше на юго-востоке. Горы, как я уже упоминал, — название слишком помпезное для этих холмов, но обзор с них на редкость широк. С горы Бекеша глазу открывается идеально гармоничный, хоть и никем не запланированный ансамбль: вблизи два красноватых готических храма — грубая кладка абсиды Бернардинцев, рядом с которой торчат колючие башенки св. Анны, — а чуть подальше два белых костела в стиле барокко, оттеняющих предыдущую пару в другом стиле и масштабе: изящно волнистый фронтон над абсидой св. Иоаннов (Крестителя и Евангелиста) и двубашенная, элегантная св. Екатерина (Иосиф Бродский назвал ее «двуглавой Катериной»). Их созвучие напоминает музыкальную фразу, повторенную в разных тональностях. Кругом маячат купола и башни других храмов, повыше справа выдается каменный замок с отдельно отстоящей кирпичной башней — в панораме с горы Гедиминаса ее как раз не хватает. Отсюда видно, что Вильнюс лежит в глубокой котловине. Его новостройки — современные и малоинтересные — торчат на бровках этой котловины и уходят вдаль. Двадцатый век успел попортить силуэт города; еще не так давно кругозор замыкали чернеющие сосновые леса, сейчас они исчезли — на их месте виднеются стандартные советские жилые дома, а позади замка — и капиталистические небоскребы, почти такие же, как на берлинском Потсдамер-Платц. Но если мы постараемся не обращать на них внимания, останется старый город, расположенный террасами, амфитеатром. Он спускается от бровок котловины к слиянию двух рек, где, как я уже упоминал, люди обосновались почти тогда же, когда строились Афины и Рим.

Река побольше, огибающая замок с севера, по-литовски называется Нерис, а у славян — Вилия: первое слово означает «ныряющая», второе — «вьющаяся». Она до сих пор почти не приручена и угрожает городу наводнениями, хотя ее берега уже привели в порядок, В Нерис у самого замка впадает Вильня, Вильняле, или Вилейка. В сущности, это ручей, стремительный, порожистый, проложивший русло между холмами. Если встать на небольшой мостик над местом, где сливаются реки, видны только густые заросли и песчаные провалы. Долина Вильни, меандры которой врезаются в высокие, почти вертикальные берега, придает месту особую ауру — ощущаешь себя не в европейской столице, а где-то в диких предгорьях. Название речки почти совпадает с именем города: пожилой языковед, лекции которого я посещал в университете, утверждал, что город на самом деле называется Вильня, а слово «Вильнюс» — искусственное, установившееся только в девятнадцатом веке.

Если мы пройдемся по ущелью Вильни против потока, мы скоро окажемся в Ужуписе. В годы моего детства и юности это был почти деревенский район, здесь цвела черемуха, лаяли собаки, пели петухи, в кустах сирени прятались деревянные сортиры, женщины полоскали белье в речке, мужчины во дворах пилили доски, девушки выходили на улицу в тапках, а то и босиком. Недавно умерший писатель Юргис Кунчинас, пьяница и человек богемы, с которым я приятельствовал, сумел передать дух Ужуписа в своих романах о бедности, случайных связях и тяжкой руке коммунистической власти 1 1 См.: Кунчинас Ю. Туула. СПб., 2008. . Раньше, перед Второй мировой войной, там жил польский поэт Константы Ильдефонс Галчинский, такой же анархический иронист, после которого остались изысканные стихи и смешные драмы абсурда, состоявшие чаще всего из нескольких реплик. К концу советской власти район очень обеднел, с домов осыпалась штукатурка, они стали разваливаться; запущенные квартиры облюбовали нищие контркультурщики, которые провозгласили Ужупис республикой (в конституции республики было объявлено: «Человек имеет право жить рядом с Вильней, а Вильня имеет право течь рядом с человеком»). На одной стене появилась надпись «До неба — 12 км». Сейчас эта эра уже почти миновала, в Ужуписе покупает дома новая литовская элита. Есть еще несколько таких районов — назовем их предместьями, хотя они иногда находятся почти в центре, — в которых Вильнюс незаметно переходит в деревню. Один из них — Жверинас в изгибе Нерис, с маленькими деревянными виллами, сегодня тоже становящийся престижным и дорогим, хотя зимой в снегу там еще можно увидеть стайки куропаток, забредших из соседних рощ. Еще один такой район — Шнипишкес за Нерис, вблизи высокого ледникового оза. Но он уже почти исчез.

Читать дальше