Дьявол бегом миновал нас в нескольких десятках шагов, и, хотя он был далековато, я все-таки сфотографировал его. Он колесил только по боковым улицам, не сворачивая на главную площадь, появлялся то тут, то там и снова пропадал из виду, чтобы через мгновение промчаться с другой стороны, сея смятение среди детей. Потом он словно сквозь землю провалился.
В этот момент я увидел Фассу, который спешил ко мне. За ним шли трое немолодых мужчин, не скрывавших своего недовольства. Я как раз сидел на пороге одной из хижин и перекручивал пленку в аппарате. Фассу был взволнован, как и те трое, и, подойдя ко мне, раздраженно выкрикнул:
…В своем великолепном просторном бубу Марибо выглядел, как феникс, как орел, как павлин, как зебра в бело-голубую полоску…
— Ты видел лесного дьявола?
В возбуждении он говорил мне «ты».
— Видел! — ответил я, сбитый с толку его неожиданной горячностью и враждебным блеском глаз тех троих.
— Они обвиняют тебя в том, что ты фотографировал дьявола без их согласия!
— А что это за противные типы, эти трое?
— Это властители дьявола! Не смей говорить о них плохо!
— А почему они так на меня уставились?
— Потому что ты фотографировал дьявола без их согласия!
Как видно, трое старых неудачников считали меня преступником и обманщиком, так как я осмелился фотографировать их дьявола, предварительно не заплатив. Вот они и куражились и корчили рожи передо мной, точно их муха укусила. Тем временем я, сохраняя полное спокойствие, заряжал фотоаппарат и, лишь кончив, с угрозой поднял глаза на Фассу и троих чудаков.
— Что им от меня надо, сто тысяч чертей?! — крикнул я. — У меня голова болит от их визга!
— Они хотят, чтобы ты заплатил!
— Заплачу, если смогу сделать хорошие снимки дьявола. Сколько они хотят?
— Они говорят: пять тысяч франков.
В соответствии с принятым обычаем я должен был немедленно впасть в бешенство, потерять самообладание, вскочить как ошпаренный и вопить. Но было около одиннадцати часов, небо источало жестокий зной, мне еще предстоял утомительный день, так что я не завопил. Напротив, я проворчал вполне мирно:
— Скажи им, Фассу, что они спятили! Скажи этим сумасшедшим, что кое-где в Гвинее я видел значительно лучшие и более страшные маски, чем эта игрушка для наивных детей. Скажи беднягам, что тюрьмы в Конакри еще не переполнены.
Они поинтересовались, сколько бы я дал.
— Пятьсот франков и ни сантима ббльше, — сообщил я.
Тут их охватил приступ безумия, вернее, они отлично разыграли сцену бешенства. Один из них начал осыпать меня проклятиями и, чтобы придать им большую силу, стал отбивать такт на небольшом барабанчике. Тем временем двое его приятелей потихоньку поносили меня и пронизывали убийственными взглядами, от которых при других обстоятельствах у меня, наверное, побежали бы мурашки по коже.
Через некоторое время они исчерпали свой репертуар, заклинания не оказали должного действия. Поднимаясь с места, я пригласил их на главную площадь посмотреть танцы и песни, организованные старостой Марибо. Они поняли, что я не обмякну и не уступлю.
— Ну, давай пятьсот франков! — вдруг покорно согласились они. — За один час!
— И дьявол целый час будет танцевать? — спросил я для верности.
— Будет танцевать…
Так я купил гвинейского дьявола за пятьсот франков. Когда властители дьявола уходили, Фассу признался мне:
— Дьявол все равно танцевал бы, даже без ваших денег!
— Что ты болтаешь!
— Он будет танцевать назло Марибо…
В это время с главной площади донеслись все учащающиеся удары барабана, и причем не одного, а нескольких сразу. Каждый отбивал свой ритм. Одновременно несколько групп запели на разные лады. На площади мы увидели массу людей. Не оставалось сомнений, что здесь собралось все население Куналы, люди выстроились вдоль всех четырех сторон площади, как на военном параде, оставляя середину сравнительно свободной.
…Женщины чуть-чуть напевали — кокетливо, несмело, с растерянными улыбками…
Ту сторону площади, которая примыкала к хижине главы деревни и считалась наиболее почетной, занимали несколько десятков членов партии. Они стояли с достойным видом, построившись в длинную шеренгу, над которой величественно развевалось трехцветное знамя Гвинеи. На шумной площади лишь они были сплоченным, исполненным ощущения власти монолитом. Среди этих празднично одетых людей поистине царским одеянием выделялся Марибо. В своем великолепном просторном бубу, называющемся здесь гбауи, он выглядел, как феникс, как орел, как павлин, как зебра в бело-голубую полоску.
Читать дальше