Жюль Верн - Приключения троих русских и троих англичан. Плавающий город. Священник в 1839 году [без илл.]

А «Грейт-Истерн» уже поравнялся с причалами речной пассажирской пристани Ливерпуля. Четыре пушки, которые должны были бы салютовать судну, молчали из уважения к мертвым, тела которых в тот момент переносились с тендера на берег. Однако громкие крики «Ура!» заменили орудийный гром, считающийся наивысшим выражением национальной вежливости. Тут же раздалось хлопанье в ладоши, люди обнимались, махали платочками с таким энтузиазмом, будто отплытие нашего корабля — праздник для стоявших на берегу англичан... Но как горячо ответили они на наши приветствия! Какое ответное эхо раздалось на причалах! Тысячи любопытных жителей Ливерпуля и Беркенхеда высыпали на набережную. Лодки, битком набитые зеваками, сновали по реке Мерси. Матросы военного корабля «Лорд Клайд», стоявшего в доке [290] Д о к — в данном случае имеется в виду док-бассейн, ранее в тексте романа называемый Жюлем Верном отстойником. , взобрались на реи и криками приветствовали проходящий гигант. С ютов [291] Ю т — кормовая часть верхней палубы судна. речных судов нас провожала оглушающая духовая музыка, перекрывавшая даже громкое «Ура!». В честь «Грейт-Истерна» все время поднимались и приспускались флаги. Опять вдруг раздались приветственные крики: наш пароход приблизился к пакетболу «Триполи» линии «Кунард» [292] Л и н и я «К у и а р д» — английская судоходная компания, обеспечивавшая транспортные перевозки грузов и пассажиров по маршруту Европа — Северная Америка. , занимавшемуся перевозкой эмигрантов, который, несмотря на то, что его водоизмещение составляет две тысячи тонн, выглядел всего-навсего обычной баржей.

По мере нашего продвижения вниз по реке дома на обоих ее берегах попадались все реже и реже. Дым перестал добавлять черную краску в пейзаж. За кирпичными стенами простирались поля. Снова появились немногочисленные длинные, похожие друг на друга дома для рабочих. Наконец, пропали последние виллы, а с площадки маяка и с валов крепости раздалось несколько последних «Ура!», обращенных к нам в знак приветствия.

За три часа «Грейт-Истерн» прошел фарватер реки Мерси и вошел в канал Сент-Джордж. Юго-западный ветер резко усилился. Флаги на нашем судне вздулись на ветру и не опадали ни на миг. На море поднялось волнение, но на борту парохода это не ощущалось.

Через четыре часа капитан Андерсон остановил судно. Нас нагонял тендер на форсированном ходу. На нем возвращался второй врач. И когда тендер подошел к нашему пароходу, на него бросили веревочный трап [293] В е р е в о ч н ы й т р а п — имеется в виду веревочная лестница с деревянными ступенями (балясинами), называемая штормтрапом и спускаемая по наружному борту судна; служит для посадки в шлюпки, приемки лоцмана и т. п. , по которому врач взошел на борт, хотя и не без труда. Более проворный, чем доктор, наш лоцман тем же способом спустился на прибывшую за ним лодку, где каждый из гребцов имел на поясе пробковый спасательный круг. Через минуту он уже пересаживался на прелестную маленькую шхуну, развернувшуюся затем на ветру.

Наше судно вновь тронулось в путь. Подгоняемый гребными колесами и винтом, «Грейт-Истерн» набирал скорость. И хотя ветер крепчал, на пароходе не ощущалась ни боковая, ни килевая качка. На море набегала мгла, и побережье Уэльса, оканчивающееся мысом Холихед, пропало в ночи.

На следующий день, двадцать седьмого марта, «Грейт-Истерн» правым бортом шел вдоль восточного берега Ирландии. Я выбрал себе каюту в носовой части судна в первом ряду от борта. Она представляла собой небольшую комнатку, хорошо освещенную двумя крупными иллюминаторами. Второй ряд кают находился по другую сторону салона, и потому до меня не доносился ни шум бесед, ни бренчание на фортепьяно, столь привычные на борту. Моя каюта была как бы хижина на краю предместья. Диван, кушетка, туалетный столик — вот и вся мебель.

В семь часов утра, пройдя через два салона, я вышел на палубу. Несколько пассажиров уже поднялись в рубку. Почти неощутимая боковая качка медленно колебала судно. Между тем ветер еще более усилился, однако близость берега не позволяла ему стать слишком мощным. Прибыв на пятачок курительного салона, я разглядел удлиненную линию берега, изящно изогнутую, достойную, благодаря вечнозеленому покрову, именоваться Изумрудным берегом. Несколько отдельно стоящих домиков, таможенная застава, рваные белые клубы дыма, обозначавшие прохождение поезда между двумя холмами, семафор, гримасничавший на виду у проходящих судов,— все это вместе оживляло пейзаж.