Начался очередной раунд в схватке технократов с гуманистами. Сейчас превосходство на стороне технократов. Почти всюду они работают рука об руку с политиками. Но очевидно, что дело примет другой оборот. В конечном счете биологическая наука выйдет вперед; ведь если погибнет жизнь, никакой науки вообще не будет.
Дальше на конференции произошел раскол. Два биолога, русский и англичанин, выступили против двух атомников, англичанина и американца. Я подумал, что сейчас самое время сплотиться защитникам морей. Хуже всего, что никто из нас не знал, чем грозит повсеместный рост радиоактивности.
Атомники рассказали кое-что о действии радиоактивности на рыбу; к сожалению, эти исследования были недостаточно убедительны. Требовалось, пока не поздно, объединить усилия физиков и биологов, чтобы провести надежные и объективные замеры. Прежде чем ученые разъехались, мы договорились учредить при музее Международный центр по изучению радиоактивности моря. Развивая этот план, князь Ренье предложил заключить соглашение между его правительством, Океанографическим музеем и Международным агентством по атомной энергии, которое должно было руководить лабораториями. Вскоре развернулась напряженная работа. Ее возглавил энергичный финский ученый, профессор Ильмо Хела; ему помогали представители Швеции, США, Израиля, СССР, Японии и других стран.
А через несколько месяцев мне позвонили из Парижа. Один мой старый приятель, связанный с французской комиссией по атомной энергии, попросил меня, когда я буду в столице, зайти к нему.
— Кусто, — сказал он мне при встрече, — как ты относишься к сбрасыванию атомных отходов в океан?
Это опасная затея. Мы слишком мало знаем о возможных биологических последствиях!
— А что ты скажешь, если мы используем для захоронения Средиземное море?
Я опешил.
— Но вы же не станете этого делать! — вымолвил я наконец. — Зачем спрашивать?
— Просто так, чтобы знать твое отношение.
— Я буду протестовать во всеуслышание, — подумав, ответил я.
— Я так и знал, — сказал он. — Просто хотел предупредить тебя. Мне известно, что ты связан с газетами. Но вряд ли они предоставят тебе слово.
Я встал и вышел. Они задумали сбросить отходы в море. Решение уже было принято. Через несколько дней, 6 октября 1960 года, газеты сообщили, что атомный центр в Маркуле под Авиньоном выделяет 6500 баррелей радиоактивных отходов для «пробного» захоронения в Средиземном море. Операция была одобрена Евратомом.
Одна ведущая газета поместила статью, которая привела меня в ярость. Сотрудник отдела науки писал, что «для эксперимента избран каньон глубиной 8 тысяч футов между Антибом и Кальви на Корсике». Место «выбрано после исследований, проделанных такими океанографами, как В. Романовский и капитан Кусто». Похоже, мой приятель из атомной комиссии решил припереть меня к стенке. Я сел было писать заявление для печати, но передумал. Если бывший друг в самом деле позаботился закрыть мне доступ в крупнейшие газеты, мой протест будет напечатан только левыми органами печати, и мне с первых шагов прилепят политический ярлык. Я порвал черновик. Секретарша доложила, что меня срочно требуют к телефону мэры и депутаты со всего Лазурного Берега, но я ответил ей, что пока не готов с ними говорить. Сперва надо было продумать, к чему может привести сброс, и что-то наметить. Вероятно, эти две тысячи тонн радиоактивностью в четыреста — пятьсот кюри не причинят серьезного вреда Средиземному морю. Но «эксперимент» сам по себе достаточно обширен и послужит прецедентом — в следующий раз сбросят еще больше. Как бы то ни было, прежде чем действовать, нужно посоветоваться и заручиться поддержкой.
На следующее утро я с первым же самолетом отправился в Париж и пришел к своему учителю, профессору Луи Фажу, старшине французских океанографов. Он был очень встревожен тем, что задумали атомники, и призвал меня выступить против этой затеи. Я обратился к доктору Всеволоду Романовскому, ведь и о нем было сказано, будто он помогал выбирать место для захоронения. Он написал два документа — заявление о том, что его работы на «Калипсо» никак не были связаны с планами захоронения, и протест в атомную комиссию, в котором подчеркивал, что он уже говорил: операция, мягко выражаясь, не продумана.
Через два дня атомная комиссия объявила, что сбрасывание состоится 20 октября. Теперь мы знаем расписание… В день «С» минус 12 [12] То есть за двенадцать дней до намеченного сбрасывания. ( Примеч. пер. )
(«С» — сбрасывание) я пришел к премьер-министру Монако и вручил ему меморандум для князя Ренье, надеясь, что князь выступит против сброса отходов. По-прежнему в тайне от господина, который вознамерился зажать мне рот, я сказал секретарю, что готов говорить с местными властями побережья. Мэры Ниццы и Ментоны, а также сенаторы и депутаты из Марселя, Тулона и Ниццы были решительно против захоронения в море. Что думаю я? Я ответил, что разделяю их взгляд.
Читать дальше