Сергей Эйгенсон - Занимательное литературоведение

Видимо, было совсем хреново.

После того, как Ставка сняла уже и его, заменив, в свою очередь, на генерал-лейтенанта Курочкина, Собенников был назначен командармом-43 на Резервный фронт. Тут ему совсем не повезло. Именно на него пришелся один из главных ударов Операции "Тайфун". Как сказал он потом в своих показаниях перед военным трибуналом: "Я никак не предполагал, что на таком небольшом участке обороны армии будет наступать одновременно такая масса немецкой техники!". Ну, не казаки Бакича с шашками наголо, конечно.

В итоге немцы прорвали фронт и на пути к Москве с юго-запада их остановили, как известно, только подольские курсанты. Остановили – и почти все полегли, спасая столицу. А лично для Собенникова этот прорыв означал разжалование и шестилетний срок, замененный отправкой на фронт.

Ну – еще не вечер. Искупил, стал замом командарма, знаменитого Горбатова. Даже получил к концу войны погоны генерал-лейтенанта.

После войны одно из самых его заметных появлений на сцене – командование первым послевоенным парадом войск в Минске 1 мая 1946-го. Побывал он и начальником Высших офицерских курсов "Выстрел". В 1959-м ушел в отставку, а в следующем году умер. Как говорят в армии: "Снял ремни – рассыпался". Но пока, в сентябре 1921 года все это будущее не может, конечно, ни ему самому, да и никому на свете придти в голову. Пока что молодой начдив ведет своих конников на Шар-Сумэ.

Кажется, что при всей жестокости и продолжительности бурчумской рубки, прямые потери белых были не так и велики. Но ясно было, что не устоять. Слава Богу, что красные не форсировали наступление, позволили себе несколько дней отдыха. Пользуясь передышкой, 4 сентября Бакич вывел свое войско из города и вообще из Шар-Суминского округа. Объявлено это было Походом На Россию .

Доблестные войска и граждане корпуса. Настал, наконец, желанный час, чтобы после полуторагодного (решительно, Дутов нашел реальное слабое место у своего непослушного подчиненного по части русского языка) скитания и перенесенных тяжелых испытаний в диком (слышал бы Кун-Цзы!) негостеприимном Китае, двинуться на родные края…уповая на Промысел Божий… сломим первую преграду, отделяющую нас от России (очевидно – 13-ю кавдивизию Собенникова)… перейти в общее наступление на красных, разбить их и вывести весь корпус в Россию… радость и избавление… Долой коммуну. Да здравствует Единая Россия и народ… Приказ прочесть во всех ротах, сотнях, эскадронах, баталионах и командах.

Ничего не вышло. Большая часть его людей не поверила в эти перспективы и не пошла за ним, осталась рядом с Шар-Сумэ дожидаться красных, чтобы сдаться. Камень не кинешь. Больно уж тяжелы были испытания, выпавшие на их долю. И еще один поход… ведь никто не насыплет им между барханами манны и не усеет пустыню перепелами. А ведь и моисеевы спутники падали духом до плинтуса.

Мы не сможем здесь подробно проследить судьбу тех, кто сдался, но понятно так, что массовой резни тут не было, возможно, за отсутствием поблизости тов. Землячки. Их отконвоировали через советскую границу, рассортировали, большинство пока отпустили под надзором ЧеКа-ГеПеУ и с навечной записью в анкете о службе в белых армиях. Сколько можно судить, во 30-х практически все выжившие были репрессированы.

С Бакичем ушла треть, зато, правда, более сохранивших силы и при лошадях для похода. Разумеется, он не повел их ни на какую Советскую Россию свергать иго коммуны. Они пошли через перевалы во Внешнюю Монголию, по тому самому маршруту, по которому отдельные группы бакичевского воинства уже более года пробираются на восток, в общем направлении на желанный Харбин. Но теперь на этом пути в Урге были красномонголы и, что много серьезнее, советские войска.

Что осталось теперь у генерала? Тут было две колонны. Боевая под водительством самого командира корпуса включала в себя четыре дивизии, 1-я Оренбургская казачья, 2-я Оренбургская казачья, 1-я Сибирская (Народная) — это токаревские повстанцы, Сызранская – его старые бойцы еще из Народной армии. Плюс двести сабель конвоя командующего. В смысле артиллерии у них было несколько "маклёнок" и небольшое количество снарядов. Вторая колонна – грубо говоря – шпаки. Беженцы, семьи, писаря, санитары, полковые портные. Командовал ими генерал Шеметов, любимец Дутова и, следовательно, не особенный фаворит нынешнего командующего. Всего в обеих колоннах оставалось несколько более двух тысяч душ.