Сергей Эйгенсон - Занимательное литературоведение

Совсем было непонятно – что же дальше? Лозунги о том, что Советы вот-вот падут и можно будет вернуться победителями – вещь утешительная, но…

Мы что-то слышали о тяжелом быте белой эмиграции первых лет: господа офицеры – в таксидрайверы, дамы, кто помоложе, в таксигерлз…

Мир дежурных у Ремарка, Чаплина, Сартра, Оруэлла, Кэдзуо Исигуро, Генри Миллера русских графов и графинь из меблированных комнат. Да и наши – А. Толстой, В. Набоков, А. Куприн – тоже внесли лепту. Но и этот мир бело-русских Харбина, Шанхая, Берлина и Парижа для жителей лагеря на Эмиле – недосягаемая мечта. Не говоря уже о том, чтобы попасть в Европу, но путь от Тарбагатайского округа Синцзяна до, хотя бы, Шанхая – это более четырех тысяч верст. На этих верстах нет не только рельсов, а и часто и простой "колесной" дороги. Джунгарские и алашаньские пески, заоблачные горы Куэнь-Луня, желтые азиатские реки, не видавшие мостов, фронты между поделившими страну после Синьхайской революции ворлордами-дуцзюнями, а главное, непонятные и, верней всего, враждебные к любым европейцам (есть за что) жители: уйгуры, дунгане, монголы, китайцы.

Вспомнить, что именно такой маршрут, проделанный перед Мировой войной русским полковником Маннергеймом, был воспринят всеми как подвиг, принес ему благодарность Генштаба, царскую личную благосклонность и широкую известность среди специалистов. Но он и занял два года, у Маннергейма сменилось два состава спутников – болели и ломались казаки конвоя, а ведь у него на руках не было гражданских беженцев, женщин и детей.

Никак!

Бакич пытался, как щенок в детском стишке, "найти себе хозяина", который выведет его и его людей из пустыни, писал забайкальскому атаману Григорию Семенову, российскому(?) посланнику князю Кудашеву, Бог уж знает кого нынче представляющему в Китае, каким-то оставшимся с царских времен консулам, синцзянскому ворлорду Ян Цзун-сину, посылал на деревню дедушке телеграммы французским и японским дипломатам в Пекине, в Крым Врангелю, потом в Ургу барону Унгерну, объявившему очередной поход за окончательный разгром жидов-комиссаров… все без ответа. Никому они были не нужны. Семенов было помог, но по отсутствию прямых контактов деньги, как уже говорилось, попали в Харбин и растворились, синцзянский ду-цзюнь, тот самый, если помните, который чуть позже определил в яму Анненкова, в стихотворной форме извинился за то, что "те войска, кои перешли границу и теперь находятся в пределах Китайской Республики, в первое время были приняты без должного этикета ". И что он от этого в горести. Остальные вообще как и не слышали об "отряде атамана Дутова".

Вот как раз сам атаман, по-прежнему проживавший вместе с не очень большой группой казаков в Суйдуне, в 20 верстах от советской границы и в четырехстах верстах от Эмиля, писал часто. Сначала все было очень благожелательно, среди прочего он однажды сообщил Бакичу, что производит и его в генерал-лейтенанты. Потом, по-видимому, к нему проторили путь неизбежные в таких обстоятельствах жалобщики. Он попытался осуществлять телеуправление эмильскими делами, ничего, конечно не получилось, а отношения двух военачальников пошли вразнос.

Но так бывает – когда у одного титулы и формальное главенство, а у другого реальная власть, прямое руководство. Не будем рассматривать все подробности генеральской склоки, такие бывали и у красных, а уж у белых были нормой жизни. Упомянем только, что потерявший рычаги воздействия на Бакича старший начальник перешел от упреков в письмах к характерному именно белогвардейскому жанру укоров в приказах. При этом не отказывал себе в утешении попрекнуть инородца неважным уровнем его русского языка:

— На приказ о выдаче серебра для общего дела спасения России, переданный лично ген. Бакичу капитаном Паппенгут, генерал Бакич ответил отказом, и на вторичный приказ мой по телеграфу положил свою резолюцию, которую привожу как в доказательство понимания генералом Бакичем русского дела и русского языка: "Телеграмму читал и на совещание начдивов обсуждалось; отряд находится в очень тяжелых условиях, и болие, чем рание, решено было – нет возможности пока ничего уделить: офицеры, сольдаты и казаки голие и босие. Нач. отряда ген.-лейт. Бакич".