Сергей Эйгенсон - Занимательное литературоведение

Большая Гражданская война Ленина, Троцкого, Деникина и Колчака бушует где-то там, за песками и степями. А здесь жестоко режутся как раз казаки, конечно, под "белым" знаменем и крестьяне – столыпинские переселенцы под приблизительно красным. Война, по факту, идет самая из самых партизанская, между белой Партизанской дивизией и красными партизанами из отрядов с патетическими названиям вроде такого – "Тарбагатайские Красные Орлы". Война страшная, с систематическими расстрелами пленных с обеих сторон, с жестокими, догола, реквизициями у красных и с поголовной поркой захваченных сел у белых.

От Красного центра, Москвы и Петрограда семиреки отделены, кроме расстояний, еще и "дутовской пробкой", перекрывшей Среднеазиатскую железную дорогу у Оренбурга и Актюбинска, от местной советской столицы Ташкента – восемью сотнями верст разбитых дорог, горными хребтами, песками и реками. От правителя в Омске тоже доезжай не доедешь. Турксиб пока еще в проекте. Так что причина такой ожесточенности должна быть на месте. Ни в советских многотомных трудах, ни в нынешних бойких статейках о Белом движениии про это – ничего. Более упор на беззаветных героических командиров и комиссаров в книгах, изданных до 1991 года, и на столь же беззаветных сусальных белогвардейцев – в более поздних изданиях.

На счастье, по сравнительно свежим следам основоположник советской литературы Дмитрий Фурманов написал документальную повесть "Мятеж"(1925). Очень рекомендую! Достаточно откровенно, без налипшей впоследствие густой и сладкой патоки, комиссар рассказывает, что знает, о событиях, предшествавших его приезду в столицу Семиречья Верный в марте 1920 г. и вполне подробно о том, что видел и в чем участвовал сам во время местного "кронштадта", бунта городского гарнизона, требовавшего демобилизации вместо предписанной сверху переброски на другие фронты. Подробно и содержательно он рассказывает, как грамотные горожане-функционеры долго дурили голову темным мужикам-красноармейцам, выпускали пар их агрессивности в резолюциях и заседаниях, а потом, с подходом из центра свежего неместного кавполка, переловили бунтарей – кого к стенке, кого в лагерь.

Вообще, очень поучительная книга. Вот в ней-то я и нашел абзац, где автор походя дает деталь, вполне объясняющую для нас накал страстей в этом заброшенном углу.

И еще тут одно крупное дело пощекотало нас ощутительно. В Семиречье, особенно в уездах, близких к Китаю, как известно, засевают массу опийного маку. Злоупотреблений, спекуляции в этом деле – тьма тьмущая. Опий обычно скупают китайские купцы и увозят через границу к себе. Теперь вот, поздней весной, поля опийные давно и обильно были засеяны. Все кинулись на доходную статью. Был случай в Джаркенте: один "коммунист" в своем собственном хозяйстве под опий угораздил ни много ни мало, как… пятнадцать десятин! Со всех сторон в то же время неслись протесты: требовали опийные поля перепахать под хлеб, ибо с осени опием-де не прокормишься. Было немало и таких случаев, когда поля такие самочинно разносились в прах и на месте опия "победившие" самолично возились с пшеницей. Надо было и тут что-то делать и делать спешно, — опийные поля надо было сохранить, а в то же время и не дать опию утечь в Китай.

Вот тебе на! Ну-ка, давай посмотрим по Сети! Оказалось, что это только для меня оно большая новость, а у бонистов – коллекционеров бумажных дензнаков – в большом почете выпускавшиеся в ту пору местной соввластью "семиреченские опийные рубли". Банкноты так и имели на лицевой стороне подписи местных финансового и военного наркомов, а на обратной стороне надпись: " Кредитные билеты обеспечиваются опiем, хранящимся въ Государственномъ банке, и всем достоянием области Семиречья ".

Если еще вспомнить, что в том же крае находится и воспетая впоследствии Айтматовым Чуйская конопляная долина… да нет вопросов! Те битвы, которые шли в иные годы за лаосский опиумный Золотой треугольник, горные долины Северного Афганистана или андские кокаиновые партизанские базы, тоже для простаков имели вид сражений под тем или иным знаменем. И особого гуманизма там тоже не наблюдалось – при таких-то бабках на кону!

Ныне я должен бы предупредить предполагаемого читателя, что бóльшая часть излагаемого далее известна мне по работам современного историка Белого движения и, особенно, казачьих его формирований Андрея Владиславовича Ганина. Этот автор, очень заметно, искренне симпатизирует своим героям и лишнего на белогвардейцев явно вешать не станет. Если уж он где-то как-то не вполне в восторге от их дел – наверное, так и есть. Заранее предварю по поводу кажущегося сходства его фамилии с фамилией первого рассказчика Сказки о Мальчише-Кибальчише. Для меня нет сомнений, что Алька Ганин с его мамой, еврейкой-комсомолкой-подпольщицей Марицей Маргулис и папой, красным командиром Сергеем, для Ганина Андрея не только не родственник, но даже и не однофамилец.