Зиновий Каневский - Вся жизнь - экспедиция

О профессиональных и личных качествах горного инженера скупо, но вполне доброжелательно отозвался начальник экспедиции: «Рудольф Самойлович был приглашен в качестве горного инженера. И в таковой роли… он совместно со мной сделал исчерпывающий осмотр всех горнопромышленных предприятий острова… Вообще Самойлович оказался весьма полезным членом экспедиции, и я вручил ему самые ценные иочень обширные коллекции, собранные мной и им». А рассказывая о посещении заброшенных угольных копей, что было сопряжено с опасностью обвала, Русанов добавлял: «…я должен упомянуть о смелости моего спутника Самойловича».

Самозабвенная работа молодого инженера не осталась незамеченной. Перед расставанием (Русанов уходил на «Геркулесе» на восток, в Ледовитый океан) начальник экспедиции дал телеграмму в Петербург с ходатайством о снятии с Самойловича запрета на въезд в столицу. Рудольф Лазаревич всю жизнь берег листок бумаги с текстом этой телеграммы, последнюю сохранившуюся записку, написанную рукой Русанова на Шпицбергене.

«Геркулес» ушел на восток, Самойлович с двумя другими членами экспедиции вернулся на Большую землю, поскольку планы Русанова не предусматривали участия в этом рейсе горного инженера. Само пла-вание от Шпицбергена на восток было задумано Русановым дерзко, втайне не только от начальства, но даже от родных и близких. Видимо, Владимир Александрович понимал, что его не без оснований могут упрекнуть в легкомыслии — уж слишком плохо был приспособлен для такого тяжелого рейса слабосильный «Геркулес»…

Самойлович, при всем его ничтожно малом полярном опыте, не мог не видеть, что задуманное его старшим товарищем плавание грозит бедой. Три года спустя он писал в одной из архангельских газет: «Перед расставанием я долго беседовал с Русановым и Кучиным (капитан судна, русский моряк и океанограф, участник антарктической экспедиции Амундсена. — 3. К.) и убеждал их не рисковать зимовкой в полярных странах, указывая на неприспособленность для этого судна «Геркулес»… обращая их внимание на непригодность провианта… С моими доводами соглашались как Русанов, так и Кучин, причем последний сказал буквально: «Зарываться в лед ни в коем случае не будем и при первой грозящей нам опасности повернем обратно».

Две недели Самойлович провел в Стокгольме на пути домой. Здесь и в университетской Упсале он сделал предварительное сличение добытых ими на Шпицбергене геологических образцов с теми, что хранились в шведских коллекциях. А вернувшись в Петербург, приступил к тщательной обработке привезенных горных пород и минералов (к сожалению, часть образцов осталась на «Геркулесе» и погибла). Занимался он этим в геологическом музее Российской академии наук, получая неизменно добрые и дельные советы от академика Феодосия Николаевича Чернышева, возглавлявшего лет за десять до того русскую геодезическую экспедицию на Шпицберген.

Очень скоро горный инженер убедился в том, что обследованные Русановым и им участки чрезвычайно перспективны и все сводится теперь к тому, чтобы проявить расторопность и немедленно приступить к разработке каменноугольных богатств архипелага. «В настоящее время, — писал он в научном отчете, — Шпицберген — земля без хозяина; положение дел таково, что тот, кто хочет сохранить занятые площади за собою, должен работать на них». Словом, надо побыстрее начать добывать и возить уголь в Россию!

Ровно через год Самойлович отправился на Шпицберген во главе партии горняков-рабочих, нанятых и в Петербурге, и на Урале. Их было около 40 человек, в заливе Коал-Бей они построили дом, подняли русский флаг, а на застолбленных ранее участках начали добычу угля. Вскоре первые 5 тысяч пудов шпицбергенского каменного угля отбыли на родину на пароходе «Мария». Это многострадальное судно, построенное еще в XIX веке, не раз попадало в аварии, тонуло, несколько лет пролежало на дне морском. И сейчас не обошлось без происшествий: вместо Норвегии «Мария» почему-то оказалась у берегов Шотландии, но в итоге все-таки добралась до Кронштадта. Так в 1913 году Самойлович доставил в Петербург собственный русский полярный уголь. Эксплуатация русских шпицбергенских месторождений началась.

Вспыхнувшая в 1914 году мировая война еще больше подтвердила необходимость этих разработок для России. Ведь британский уголь доставлять в Россию сложно и опасно: немцы топят в море суда, а собственные угольные бассейны, Донецкий и Сибирский, далеки от таких крупных потребителей топлива, как Петербург, ставший Петроградом, и Архангельск. До чего же соблазнительно выглядит в такой ситуации Шпицберген!