София Март - Острая кромка

– Ну… Я даже затрудняюсь ответить.

– Хорошо, – возбудилась я. – Зачем идейные бегут, я понимаю. Зачем солдаты – знаю. Зачем мальчики с пушком над верхней губой – предположим, догадываюсь. Но когда уже большой и всем все давно доказавший, не знаю. Кажется, никогда не пойму мужской любви к изнурительным штукам вроде этой.

– Ты зря, – возразил Дима, – Это интересный опыт. Бежишь всю дорогу, дышишь носом, если не хватает воздуха, язык приподнимаешь и дышишь ртом. Тогда не простынешь. Думаешь обо всем этом, бежишь. Устал – упал.

– Лицом в сугроб.

– Да!

– Красота.

– Да нет, – Он потер лоб ладошкой. – На самом деле всю дорогу бежишь и думаешь, что – как дурак, честное слово. И вдруг замечаешь, что бежишь и улыбаешься. Понимаешь, эндорфин. Ближе к финишу – адреналин. Да и вообще, это отличный способ узнать, на что ты способен.

– Да?..

– Пойдем в вагон-ресторан?

– А что там?

– Коньяк.

– А не закрыто?

– Не думаю. Раньше мы с приятелями если ездили в Питер на поезде, то всю дорогу там сидели. Я же мэр вагона- ресторана!

– Очень приятно. Жозефина.

Было примерно два часа ночи, когда мы вошли в вагон-ресторан.

– А почему без оркестра мэра встречают? Прости, все-таки, что это значит? – поинтересовалась я.

– Ну вот, а еще пользователь соцсетей. Это же спорт такой раньше был – кто больше всех раз зачекинился в каком-то кафе, становился мэром этого места. Приложение такое есть: Foursquare.

– О. Этим я еще не болела.

– Попробуй.

– А зачем?..

– Хм, хм, – усмехнулся Дима. – Неудобные ты задаешь вопросы. Разве ты все в жизни делаешь с определенной целью?

– Хм, хм, – с той же интонацией ответила ему я и не нашлась, что еще сказать.

Принесли виски.

– Кажется, когда-то я это уже пила.

– В чистом виде?

– Кажется, да.

– И впрямь немудрено забыть.

– Попроси, пожалуйста, колу.

– Да, с ней можно что угодно пить. Только водку не стоит.

– Слова не мальчика, но мужа.

За соседним столиком начались братания и пьяный спор про футболистов.

– Извини. Я не знал.

– Хуже всего, что это опять наши, – ответила я, бросив короткий взгляд на наших соседей.

– Кто, «наши»?

– Украинцы.

– Ты украинка?

– Да.

– Почему «опять»?

– Сидели на днях с Любой в кафе – французском. Бумажные скатерти, тесные столики, все соседи как родные. Рядом сидит парень – чернявый, с залысинами. Рисует на скатерти карандашом. Отлично, притом, рисует – успела заметить я, снимая пальто. Оценила лысеющий блестящий затылок и решила: армянин.

– Женская логика.

– О мужской вообще никто не слышал. Я работаю в ювелирном доме, и все лучшие художники у нас – армяне. Серьезно. Ну, не смейся. И вот сидит он, значит, рядом, а Люба говорит – он с Западной Украины. Я утверждаю, что не может быть. Армянин же, решено ведь. А у него в это время звонит телефон, и он начинает туда тараторить. И когда он начал по матушке все пояснять, я поняла, что таки да. Наш. Я родилась во Львове, у меня там много родных, и я знаю, о чем говорю. А рисует он хорошо и выглядит так выразительно, потому что в семье не без еврея.

– Хе- хе.

– Решили убедиться. Спрашиваю: оттуда? Точно. Из Ивано-Франковска. Дальше – я впервые видела человека, который говорит больше и быстрее, чем я. Когда он сел на любимого конька про москалей-украинцев-гуцулов-евреев, я поняла, что спорить со мной не все рискуют не потому, что я права, а потому, что отдача, очевидно, замучает.

– И правда, что.

– И забыли, ладно? Но… он так много говорил. Что я подумала…

В этот момент за соседним столом знатоки футбола громко расцеловались. Я посмотрела на них и сказала.

– Знаешь, раньше я записывала пьяные диалоги. Мужское соленое слово. Все такое.

– Потом перестала?

– Ага.

– Поняла, что список тем ограничен?

– Точно.

– Список тем для мужских разговоров, как и список сюжетов в литературе… Сколько их там?

– Кажется, не больше двадцати.

– Примерно по этой причине я перестал напиваться с друзьями до икоты…

– Уважаю.

– Теперь мы курим траву. Хм. А этот, который много говорил. Что ты подумала?

– Да, извини, – опомнилась я. – Мне стало интересно, почему у него вдруг открылись шлюзы. Ведь сидел же раньше, никого не трогал, не тянуло его поговорить. А тут – целая лекция, будто… Не знаю. Думаю, это про то же, что у этих футболистов рядом. Иллюзия вожделенной общности. Мне каждый раз кажется, что она не про взрослых людей, а про подростков – определять себя через группу, к которой принадлежишь, и пытаться размазать всех представителей других групп.