Алексей Митрофанов - Арбат. Прогулки по старой Москве

Москвичи, конечно, сразу же заинтересовались погребком. Посетитель если и не валом повалил, то уж, во всяком случае, шашлычная не пустовала. Но заинтересовались ею и полицейские. Вроде бы и нету никакого криминала, а все равно странное место.

В конце концов предприниматель завершил свой бизнес, съехал на Мясницкую и там открыл обыкновенный винный магазин. Пусть его напитки (то же кахетинское) и отличались от традиционного ассортимента большей части винных лавок, но подозрения он более не вызывал. Подумаешь, виноторговец. Много их таких. А москвичи остались, к сожалению, без шашлыка. Готовить же его на своих дачах граждане пока что не отваживались – больно уж сложно все это. Как говорится, мочи да хлопочи…

Прошло с десяток лет, и в городе открылась новая шашлычная. На этот раз она принадлежала некоему Сулханову. Сулханов имел стопочку визиток с надписью: «К. Сулханов. Племянник князя Аргутинского-Долгорукова». Врач и писатель Аргутинский-Долгоруков был в те времена в большом почете, карточка и составляла для Сулханова рекомендацию среди клиентов, и в какой-то мере ограждала от настырности властей (мало ли, а вдруг действительно племянник? Такого обижать – себе дороже). Там же, на карточке, значился адрес К. Сулханова – один из сумрачных домов в Большом Черкасском переулке. Карточки распространялись по знакомым, так сказать, среди своих. Заведение Сулханова носило еле уловимый аромат масонской ложи.

Шашлычная действительно была полулегальной – ведь патент Сулханов не приобретал ни на вино (опять же кахетинское), ни на подмаринованное мясо. Выглядело это место очень колоритно. Обыкновенная квартира. В кухне – настоящая жаровня с тлеющими углями. В большой гостиной – длинный стол. На столе гора зелени, лаваш и сыр. Порция состояла из невероятного количества парной баранины (три-четыре шампура), выдержанной в винном уксусе и гранатовом соке и зажаренной на углях. А к ней – все то же кахетинское.

Возмущению соседей не было предела. Еще бы: жар, чад, постоянный запах жареного мяса и страх – а вдруг Сулханов спалит дом своей жаровней. Они то и дело шастали в участок кляузничать, но полиция не принимала мер – видимо, шашлычник был мастер улаживать подобные вопросы.

В конце концов Сулханова все же прикрыли. Тогда он нашел себе патрона в лице предпринимателя Скворцова и ресторатора Разживина, работавшего при гостинице.

Шашлык был дешев и хорош. Заведение Разживина пользовалось огромной популярностью. Хотя монополистом он более не был: на подготовленный им рынок набежало множество других шашлычников – в первую очередь из Грузии. Вскоре шашлык проник и в Петербург. Кавказская кухня накрепко обосновалась в России.

* * *

Дело, начатое добрым жуликом Скворцовым, процветало, и на месте ветхих корпусов в 1901 году отстроили роскошную гостиницу и ресторан. Комплекс получил название по старому трактиру – «Петергоф», но селились и питались тут уже не бедняки-студенты, а публика пореспектабельнее. И среди прочих постояльцев – сочинитель Горький.

Он поселился в «Петергофе» перед заварухой, названной впоследствии восстанием пятого года. И еще с осени в его апартаментах начались приготовления к вооруженной смуте.

«Помню атмосферу кипучей сутолоки в квартире. Видно, что постоянно приходят посетители, знакомые и незнакомые, и ведет их сюда обаяние имени, облика хозяина», – писал интеллигентный и наивный Борис Зайцев.

В действительности их вело сюда другое. Революционерка Драбкина писала, что квартира сочинителя «как бы стала центром, куда стекалась информация со всех районов, местом, где люди могли встретиться и поговорить о делах, связаться с кем нужно». По другим воспоминаниям, «московская квартира Горького… была своеобразным опорным пунктом восстания. Отсюда при его широком содействии шло вооружение рабочих фабрики Шмидта и других боевых групп…»

Самую же яркую характеристику жилища сочинителя оставил бас Шаляпин: «На квартире Горького ждали не то обысков, не то арестов. По-видимому, сдаваться так просто они не захотели, и в квартире писателя дежурило человек 12 молодых людей, преимущественно кавказцев, вооруженных наганами и другими того же рода инструментами, названия которых я не знал, так как я играю на других…»

Восстание пятого года провалилось, и «Петергоф» получил временную передышку. Здесь, в ресторане, опять развлекались законопослушные и беззаботные граждане. Да и богема проводила всякие свои мероприятия. Например, в «Петергофе» состоялось открытие «Зеленой лампы» – «интимного кабаре литераторов, художников и артистов». Приглашение на шоу выглядело так: «В субботу 15-го сего февраля 1914-го года в 11 ч. вечера в ресторане „Петергоф“ (Моховая, против Манежа) впервые зажжется „Зеленая лампа“. „Зеленая лампа“ надеется видеть Ваше лицо… в ее лучах. Писатели и деятели лампы покорнейше вас просят, лорд, прийти на огонек „Зеленой лампы“ и поддержать вступительный аккорд. Мы обещаем Вам всю ласковость уюта, улыбки женские, и блеск острот, и флирт; Вы не заметите, как промелькнут минуты. Вы не заметите, как опьянит вас спирт».