Янка Мавр - Полесские робинзоны

– Все же лучше, чем голая дубина, – любовался Виктор.

Теперь, когда непосредственная угроза голода миновала, они сильнее ощутили отсутствие одной мелочи – посудины или какого-либо черепка для воды. Все время приходилось пить из пригоршней. А когда озеро отступило, стало еще хуже: до чистой воды невозможно было добраться по вязкому болоту и приходилось пить грязную, пахнущую тиной. Зачерпнешь ее пригоршнями раз, другой и со дна поднимается муть.

– Такой пустяк, и как мешает жить! – сердился Виктор. – Пойдем искать глину, может слепим что-нибудь.

– Пойдем за рыбой, по дороге поищем, – согласился Мирон. – До захода солнца еще часов пять, успеем.

Но не так-то легко оказалось найти глину. То песок, то болото, а глины – ни следа. Все дальше и дальше отходили друзья в сторону. Возле одного болотца издали заметили, что на берегу его кто-то шевелится. Хлопцы приостановились, потом начали тихонько подкрадываться. Но чем ближе, тем больше росло их удивление: этот «кто-то» не был похож ни на зверя, ни на птицу. Что-то круглое вертится на месте, встает на дыбы.

– Черепаха! – прошептал Виктор.

Друзья остановились и начали наблюдать. Черепаха была величиною с шапку. Она смешно и неуклюже возилась, пытаясь хвостом выкопать в земле ямку, и так была занята этим делом, что ничего не замечала вокруг. Хлопцы смогли подползти совсем близко.

– Что она делает? – прошептал Мирон.

– Ямку копает, чтобы положить в нее яйца, – ответил Виктор.

– Не подождать ли, пока положит? Говорят, черепашьи яйца очень вкусные.

– Может, они действительно вкусные, – сказал Виктор, – но и черепаха не дура: она умеет делать так, чтобы лакомки, вроде тебя, не ели ее яиц.

– Это как же?

– Очень просто: положив яйца, она смачивает их чем-то очень неприятным.

– Не может быть! Кто тебе говорил?

– В книжке читал.

– Тогда вперед! На черепаху! – крикнул Мирон. Хлопцы вскочили и мигом схватили беспомощное животное. Бедная черепаха спряталась в панцирь.

– Как до нее добраться? – раздумывал Виктор.

– Придется заколоть через дырку.

Скрепя сердце выполнили друзья эту задачу.

– Я думаю, нам нет нужды идти дальше, – сказал Мирон. У нас есть теперь и ужин и посуда.

Вернулись домой. Насилу вытащили черепаху из панциря. Пришлось щепками отделять ее спину от роговой крышки. Возились долго, зато ужин получился прекрасный.

Хороша была и посудина. Только немного мешал нижний панцирь. Однако Мирон нашел, что это даже лучше.

Набирать воду и пить почти не мешает, а зато у нас будет миска с крышкой.

– А нельзя ли в ней греть воду? – спросил Виктор. – Уж очень хочется чаю попить.

– Пожалуй, нельзя, ведь она роговая и должна гореть. Постой! – спохватился Мирон. – Мы можем иметь чай, даже сладкий!

– Откуда?

– А березовый сок!

– И как это нам раньше в голову не пришло! – хлопнул себя по лбу Виктор. – Из бересты можно было сделать посудину для воды!

– Таков уж закон человеческого развития, – важно сказал Мирон. – Вначале все внимание обращается на самое главное, на необходимейшие нужды, и только потом человек может думать о другом.

Солнце склонялось к западу.

– Пойдем, поставим на ночь черепаху, чтобы завтра был чай, – сказал Мирон.

Пошли, проковыряли в березе дыру. Но как подставить посудину, если она с крышкой?

Мирон всунул в дырку веточку, второй конец ее опустил в панцирь.

– Хоть и медленно будет, и пропадет часть сока, однако к утру на чай наберется, – сказал он.

Над головой их кто-то тихонько пролетел и сел на соседнюю березу.

– Что это такое? – удивился Мирон. – Не птица, не летучая мышь, не белка. Кажется, шерсть какого-то сизого цвета. Ну, специалист, объясни.

Животное неуклюже копошилось в развилке березы. Виктор присмотрелся.

– Это летяга, или летучая белка, – сказал он наконец. – Хотя, как видишь, она сильно отличается от обычной белки. Днем она всегда сидит в своем гнезде.

– Сколько тут разного зверя, о котором даже и слышать не приходилось, – пожал плечами Мирон.

– Если б этот дикий уголок не был пристанищем для зверей, – сказал Виктор, – тогда и нам не пришлось бы тут сидеть.

– Почему?

– Очень просто. Если тут много зверей, значит, редко бывают люди, значит, добраться сюда трудно, а выбраться, как ты знаешь, еще труднее.

«Крэк-крэк», – послышался вдруг голос дергача.

– И он тут! – удивился Мирон. – До сих пор я слышал его только во ржи.

– Это, наверно, путешественник, – авторитетно сказал Виктор. – Видно, только что пришел из Африки.