Юрий Давыдов - Иди полным ветром

Он долго молчал. Кокрен не решался тревожить его. Островитяне по очереди говорили Робертсу несколько слов; Робертс кивал, и гости уходили, ступая след в след.

Робертс продолжил внезапно, будто и не вспоминал о бунте на «Регине»:

– Так вот, сударь, эта скотина капитан Портер исчез, но его не забыли здесь. Как-то, дай бог памяти… да, года два назад… Шторм забросил на здешние рифы французское судно. Оно село на камни покрепче вашей «Радуги» и до утра держалось на плаву. Дело было ночью, и я ничего не знал. Узнал поздно: моряков убили, судно разграбили. Говоря по чести, можно ли винить нукагивца за то, что он не отличает Жана из Марселя от Джо из Нью-Орлеана? Ну, скажите-ка мне по совести, можно ли?

Англия… Он не думал ни об ее старых меловых обрывах, ни о колесных пароходиках, которые прожигали Ла-Манш, как жуки-плавунцы, ни об английских маяках и лоцманах. Он даже не думал о том, что, наверное, представится возможность съездить в Лондон. Он неотступно думал об Оксиньке.

А матросы недоумевали: что за вожжа попала под хвост их благородию? Ведь золотой барин. Не то чтобы тебе по мордасам, как иные прочие, – слова бранного не услышишь. И вот накось! То разорется ни с того ни с сего, то молчит и глядит волком, аж душа в пятки уходит. Да и с лица будто опал. Не иначе, хворый, ей-богу…

Были дождь, туман, вечер, когда «Кроткий» встал на якорь в Портсмуте. Десятки кораблей лежали на сумеречном Спит-Гедском рейде; отсветы судовых фонарей пятнали темную воду.

В самом же Портсмуте ярко горели огни. Должно быть, один светился в ее комнате. Федор слышал, как Врангель приказал готовить шлюпку. Он тоже может сесть в шлюпку, отыскать ее здесь, в Портсмуте…

– Федор Федорович! – весело окликнул мичман Дейбнер. – Капитан спрашивает: вы как?

– Нет, – отрезал Матюшкин. – Скажите: нет.

Он не поедет на берег. Зачем? Нет, он никуда не поедет. У него болит голова, он устал. И вообще, не соблаговолит ли господин мичман убраться ко всем чертям?

Капитан-лейтенант Врангель хотя и догадывался о причине, по какой Матюшкин не хотел показываться в Портсмуте, все же повторил свое приглашение. Лейтенант отвечал не с большей любезностью, чем мичману Дейбнеру. Врангель пожал плечами и пробормотал несколько неодобрительных слов о «лицейском сентиментальном воспитании». Что же до него, то он надеется отлично повеселиться в Портсмуте: там немало знакомых.

А на другой день «Кроткий» опять был в море.

Король Тапего сжимал тяжелую палицу, испещренную узорами. Короля сопровождали воины с пращами и длинными, заостренными с обоих концов копьями. По левую руку от короля шел Робертс.

Кокрен, боцман Риддон и матрос Дре, все, кто уцелел после гибели «Радуги», ужасно трусили, хотя Робертс не раз уверял, что король Тапего милостив к ним.

Тапего что-то проговорил, воздевая палицу. Воины трижды стукнули оземь копьями.

– Его величество король Тапего Первый, – торжественно возгласил Робертс по-английски, – дозволяет вам жить на свободе. Его величество дозволяет белым пришельцам построить хижины, заняться выращиванием таро, сбором кокосов, плодов хлебного дерева или, если хотите, рыбной ловлей, презренным делом бедняков. Его величество приказал трем своим подданным помогать вам. Живите с миром, белые люди. Да светит вам такое же доброе солнце, как и всем нам.

Трое туземцев вышли из толпы. То были Мау-Гау, Бау-Тинг и Мау-Дей. Ожерелья из свиных зубов белели у них на груди. В руках все трое держали каменные полированные топоры.

– Мау-Гау, Бау-Тинг и Мау-Дей, – заключил премьер-министр, – могут приступить к делу: они готовы строить хижины.

А вечером ударили барабаны в честь новых жителей Маркизских островов. И на этом празднике пришла на ум Кокрену горькая мысль. Она являлась ему и раньше, но нынче овладела им вполне: нет, не суждено выбраться…

Чаши плыли по кругу, качались на головах туземцев перья. Неподалеку мрачно погромыхивал океан.

«Кроткий» подходил к обширной бухте. Ее покрывало множество судов с убранными парусами. За плоским рейдом был плоский берег. Там и сям вздувались, как желваки, красные холмики. Вкривь и вкось бежали домишки. Ни куполов, ни колоколен. Плоский берег, плоский город, плоское небо… Врангель разочарованно опустил трубу. Федор рассмеялся:

– Красиво?

– М-да… Но после трех месяцев в океане. Что же, не так уж худо.

Спустили шестивесельный ял; лейтенант Матюшкин сошел на берег – потолковать о снабжении корабля свежими припасами.