В полдень адски палит солнце, дороги опустели, все живое спряталось в тень. Только петух остался на солнцепеке, и это ему сильно повредило. Кожа его стала быстро сохнуть и внутри что-то позорно испортилось. Петух утратил свою гордость и стал отчаянно плутоватым. Шея его кокетливо изогнулась. А во втором часу дня она вдруг вытянулась и затем согнулась в дугу; петух явно паясничал. Первые же прохожие, выглянувшие после полудня, не смогли удержаться от смеха.
В три часа петух взбесился: он вылупил в толпу один пьяный глаз и широко раскрыл клюв, будто в безумном и дьявольском хохоте. Это уже не петух: это какой-то повеса, насмешник. Он смеется над всеми невидимыми силами мира, глумится над всем святым, издевается своим раскрытым клювом над всеми приговорами и отравленным рисом. Он издевается над Мадагаскаром, над Европой.
Он увлекает жителей деревни. В Амбинанитело все дрожит от хохота. Люди надрываются от смеха. Смеются все коричневые, смеются двое белых. При таком страшном порыве веселья и безумном замешательстве злой приговор божьего суда бессилен, сходит на нет. Развеялись чары, которые должны были прогнать нас из деревни.
В борьбе за существование сильный побеждает слабого, но слабый не обязательно должен погибнуть. Газель не безоружна. Чутье у нее острее и ноги резвее, чем у льва. Газель может удрать. Больше того, газель должна удрать. Предусмотрительная природа дала всем без исключения созданиям могучее и безотказное оружие: инстинкт самозащиты.
И все-таки однажды природа совершила ошибку: нарушила железный закон, отобрала инстинкт. Природа наделила некоторых насекомых трагической тягой к свету. Это ее капризная выходка, какое-то безумие. Стихийное стремление ночных насекомых к свету — точно сумасшедший порыв, он совсем не нужен для их существования; он призрачен и упоителен, неудержим, ненормален, губителен.
В первый вечер нашей жизни в Амбинанитело мы повесили на наружной стене хижины, в которой мы поселились, большую простыню. Перед ней поместили громадный заколдованный глаз — блестящую трехсотсвечовую бензиновую лампу. А напротив — черная пропасть леса, непроглядная ночь, буйная, волнующая, душная. Мы ничего не видим, только светлый круг от лампы, но нас зато видит вся долина. Яркий свет лампы видят рисовые поля, плодоносящие рощи, болота, но прежде всего — лесная чаща. Ее края и середина амфитеатром взбираются на склоны гор я находятся под магическим воздействием света.
И вот летят ночные бабочки, прялки, землемеры, жуки, кузнечики, лесные клопы и множество других насекомых, всевозможный ночной сброд. Сначала десятки насекомых, затем сотни, тысячи, а потом уже нашествие, тучи.
Некоторые насекомые как будто еще ведут с собой борьбу: они беспокойно кружатся вокруг лампы, желая избежать ее колдовства. Напрасно: в конце концов усядутся на простыню. Уже сидя, они еще трепещут крылышками. Напрасно — не улетят. Других уже издали опутал свет. Летят из темноты прямо на белую материю, тут же садятся, точно отуманенные наркотиком, и уже не двигаются. Простыня превращается в зоологический атлас. Это смотр ночных насекомых, населяющих соседний лес. Смотр внушительный.
Только теперь нам стало понятно все тропическое богатство фауны Мадагаскара. В Европе невозможно получить и десятой доли такого улова. Богдан — страстный и беспокойный зоолог. Он носится как угорелый. Щеки его горят. Это его великий день, до нас здесь никто не собирал насекомых. Три четверги добычи — новые виды, до сих пор никому не известные.
Богдан — жрец естественных наук и кровожадного божества, он без конца убивает, но притом сам так же зачарован, как и его жертвы. Его пленяет мысль, что далеко-далеко, туда, где течет холодная Висла, он отвезет щедрые дары этой ночи.
В какой-то момент хлынули на лампу несколько десятков тысяч комаров. Они буквально заполнили воздух, но нас не трогают: это самцы, среди них нет ни одной злобной кусающей самки. Какой же инстинкт объединил эту однополую тучу и вытолкнул в пространство? Нет времени для размышлений. Наше внимание приковывает новое явление. Пауки не поддаются влиянию света, эти подлые разбойники пользуются слабостью других. Недалеко от лампы, в полумраке, они протянули свои сети. Вот стремящаяся к свету ночная бабочка попала в паутину и не может выбраться. Паук не набрасывается на нее сразу. Он старается быстро опутать ее новыми сетями. Ночная бабочка в отчаянии собирает силы и в последний миг освобождается.
Читать дальше