Аркадий Фидлер - Горячее селение Амбинанитело

Наконец паук устал и отступил в свой угол. И тогда в его крошечном мозгу рождается гениальная идея. Он взвесил положение, понял, что ему не справиться, и решил не тратить времени зря. И вот паук вцепился в каком-то узловом месте в паутину и стал трясти ее что есть мочи. Нити ослабли, и паук последним, резким броском вышвырнул богомола из сети. Богомол сорвался и улетел в темноту. Благоразумие восторжествовало над разбушевавшейся жестокостью. Паук вовремя осознал бесполезность борьбы и сумел отказаться от добычи.

Ужинаем мы с Богданом обычно в хижине, дверь широко открыта, на столе ярко горит бензиновая лампа. На свет слетается множество насекомых. Не всегда это приятно, особенно когда их слишком много попадает в тарелки.

Однажды вечером я пригласил к нам поужинать учителя Рамасо. Я люблю его общество, учитель охотно объясняет мне некоторые сложные отношения мальгашей и их обряды. Мы разговорились с ним об образности мальгашского языка. Река, например, называется ренирано, что означает мать воды, солнце — масаондро — глаз дня. Вдруг раздается звонкий, хорошо нам знакомый шум летящей тисмы. В открытых дверях появляется громадный богомол. Он влетает в комнату и кружится над нашими головами царственным полетом истинного владыки насекомых.

— А знаете, как мы его окрестили? — спрашивает Рамасо. — Фамакилоха.

— Что это значит?

— Пожиратель голов.

— Поразительно точная наблюдательность, — замечаю я. — Богомолы всегда хватают свою жертву за голову и пожирать начинают тоже с головы.

Влетевший богомол садится под пальмовой крышей нашей хижины. Но тут же срывается как ошпаренный. Только что его полет был легким, нормальным; теперь он с усилием добрался до противоположной стены, потом оттолкнулся от нее, проделал несколько кругов все ниже и ниже и в конце концов сел на пол. Мы бросились, чтобы положить его в банку с ядом, и тут же обнаружили причину странного поведения: большой косматый паук мигале судорожно вцепился ему в грудь. По-видимому, паук кинулся на богомола в тот момент, когда тот уселся под крышей, и уже не выпускал его, проделав вместе с ним воздушное путешествие.

Нас удивило, что богомол, сильное насекомое, совершенно не защищается. Только крылья его чуть-чуть вздрагивают, а лапы с шипами беспомощно вытянуты далеко вперед. Внимательней приглядевшись, мы поняли, в чем дело: паук схватил богомола так хитро, что тот не в силах был двинуться. Свои ноги он продел под мышки передних лап богомола и таким двойным нельсоном обезвредил самое грозное оружие насекомого. Другими ногами он вцепился в туловище богомола, а челюсти сомкнул на шее. Гениальная хватка!

Богомол едва подает признаки жизни, к тому же, вероятно, он получил порцию яда. Мы решили освободить богомола и вспугнуть паука. Но не тут-то было. У паука четыре пары ног. На двух парах он бодро удирает, другими, точно железными клещами, держит добычу и тащит в свое укрытие. Вот так хватка! Вот так объятие! Мастерское, единственное в своем роде, страшное, великолепное, грозное объятие, в котором отразился не только паучий инстинкт, но и прихоть судьбы, неведомая и жестокая. По воле случая могучий хищник погибает без борьбы, без надежды на победу.

Хотя Рамасо не естествоиспытатель, но он следит за исходом борьбы с таким же интересом, как Богдан и я.

— Это зрелище любопытно не только для нас, естественников, — говорит Богдан, — всякий содрогнется, не правда ли?

— Меня это особенно интересует! — заявляет учитель.

— Почему?

— Потому что я хочу знать все, что связано с поражением и смертью хищников.

— Вы говорите о проблемах справедливости в природе? — спрашиваю его.

— Вот именно, именно об этом!

— Но в данном случае где вы заметили справедливость? — возражает Богдан. — Один хищник схватил за горло другого. Вот и все! Обыкновенная деталь в биологическом процессе, их в природе тысячи, на каждом шагу. Один пожирает другого, чтобы сохранить свой род.

— Да, — говорит Рамасо, — но в природе все кажется простым и обыкновенным, а в человеческом обществе все выглядит иначе.

— Не понимаю.

— Вы говорите: хищник пожирает хищника. В историческом процессе развития общества это называется, — Рамасо понижает голос, будто говорит о чем-то запретном, — называется «период империализма».

В глухой долине, укрывшейся в мадагаскарских лесах, такое смелое суждение о мировых проблемах в устах деревенского учителя племени бецимизараков обрушивается на нас так же неожиданно, как если бы в хижину влетел богомол величиной с летучую мышь.