Аркадий Фидлер - Канада, пахнущая смолой

В это утро я не уплываю далеко от лагеря. Неподалеку от берега есть глубокое место — котловина в дне озера. В ней полно щук. Вода приобретает здесь мрачный оттенок темно-гранатовой бездны. Медленно проплывая там, я вдруг чувствую зубами резкий рывок, и леска уносится вниз, как свистящая струна: попалась большая щука. Пока я тащу щуку — она метрах в пятнадцати подо мной, — леска запутывается и обвивается вокруг ноги. Хочу распутать ее, но неожиданный рывок делает мое намерение невыполнимым. Хуже того: рыба тянет за ногу так сильно, что я вынужден изо всех сил упираться в борт лодки и держаться обеими руками, чтобы не свалиться в воду. Я не могу пошевелиться. Инициативу захватила щука. Это, по-видимому, великан. Каноэ угрожающе раскачивается, кренится и грозит перевернуться.

Единственный выход из неприятного положения — подвести лодку к берегу. Но когда я оглядываюсь, то с неприятным изумлением замечаю, что во время борьбы со щукой каноэ отплыло от берега довольно далеко. Ветерок, дующий с берега, подхватил каноэ и уносит на середину озера. Кичливо торчащий из воды нос лодки — то, чем я недавно восторгался, — уподобился теперь зловещему парусу.

Хватаю весло и бью по воде, чтобы направить каноэ к берегу. Напрасный труд: ветер сильнее, он не дает повернуть лодку. В довершение всего щука в то же мгновение начинает дергать с удвоенной силой. Быстро отбрасываю весло и упираюсь в дно лодки, чтобы не потерять равновесие. Несколько раз предпринимаю подобные попытки — все они ни к чему не приводят.

Минутное затишье предвещает близкую опасность. Соображаю, что в случае падения в воду я не смогу плыть, так как привязан к щуке. Она тотчас же затянет меня в глубину. Нужно судорожно держаться за лодку — буквально последнее средство спасения. Вспоминаю о своем ноже. Увы, он лежит на носу каноэ и недосягаем.

Рассчитываю на усталость щуки. Она уже не тянет так упорно, как раньше, иногда я чувствую, как слабеет натяжение лески. Но малейшее мое движение немедленно вызывает бурю и резкие рывки. Все еще сильная щука начеку.

Пока я тревожно раздумываю о том, что мне придется тащиться еще добрых два километра до противоположного берега, а в пути возможны всякие неожиданности, — внезапно приходит помощь от тех, о ком я не должен был бы забывать: от моих товарищей. Джон и Лизим заметили мои странные движения, спустили на воду свою лодку, и вот я слышу рокот мотора. Приключение, в котором я завоевываю сомнительной ценности лавры, заканчивается «хэппи эндом»: мы сообща вытаскиваем из воды щуку. В ней около двадцати фунтов.

Однажды вечером, перед закатом, мы со Станиславом пересекаем озеро, раскинувшееся на юге, неподалеку от лагеря — между нашим полуостровом и пастбищами лосей. На носу гребу я, на корме — мой товарищ. Храним полное молчание, так как поблизости может встретиться лось. Неожиданно я вздрагиваю, испуганный: позади меня раздается страшный всплеск, словно кто-то с силой швырнул в воду целое дерево. Оглядываюсь и в последнюю долю секунды вижу погружающийся в воду рядом со Станиславом хвост огромной щуки. Разыгравшаяся нахалка выскочила из воды, словно намереваясь броситься на Станислава или по крайней мере схватить весло. Не схватила, зато обрызгала моего спутника с ног до головы и исчезла. С тех пор мы называем это озеро озером Смелой Щуки.

На Безымянном озере есть маленький, но глубокий залив, окруженный с трех сторон великолепными пихтами. Однажды Станислав забрасывает там спиннинг, и сразу же крупная рыбина хватает блесну. К сожалению, после нескольких рывков она освобождается.

В глазах Станислава изумление.

— Что это было? — кричит он, пораженный.

— Разве не щука? — спрашиваю я.

— Рванула, как дьявол… Пожалуй, не щука! Машинально траппер забрасывает блесну еще раз в том же самом месте, но едва он начинает сматывать леску, как вдруг подпрыгивает и кричит приглушенным голосом: «Есть!». В это время натянутая, как струна, леска быстро уходит в сторону. Станислав с усилием вертит барабан, но через минуту перестает.

— Опять удрала! — меланхолично заявляет он. Выражение его лица не очень умное. Притихнув, он кладет удочку в каноэ.

— Бог любит троицу! — шепчу я. — Может быть, еще клюнет? На этот раз я беру удочку и, улыбаясь, забрасываю блесну в воду.

И что же? Берет! Сразу же. Очень резкий рывок, и затем бешеное, неистовое сопротивление рыбины. Я подтягиваю мечущуюся рыбу к самой поверхности воды и уже вижу мелькание серебристого тела, как вдруг добыча опять срывается, а блесна со свистом выскакивает из воды.