Руаль Амундсен: Северный полюс. Южный полюс

26 июня 1892 г. взору путешественников открылось северо-восточное побережье, к которому они стремились, а вскоре они вышли на скальную поверхность. Как полагал Р. Пи – ри, это были северные пределы ледникового покрова Гренландии (что было верно) и одновременно оконечность этого самого большого на планете острова (ошибочность его представлений была выявлена только 30 лет спустя датчанами К. Расмуссеном и П. Фрейхеном, сделавшими съемку местности).

Сушу, лежащую вдали за глубокой долиной с многочисленными озерами, Р. Пири назвал Землей Гейлприна (Земля Пири – на современных картах). «Таким образом… – пишет далее В. С. Корякин, – Пири прошел до северных пределов… Земли Гейлприн, тем самым определив положение и крайнего северного побережья самой Гренландии. В эпоху ликвидации последних «белых пятен» на Земле это явилось его реальной заслугой, самым ценным из его достижений. В наиболее отдаленном пункте своего маршрута, на утесе Нэйви-Клиф, в гурии, сложенном из камней, он оставил записку следующего содержания: «Северогренландская экспедиция 1891–1892 гг. под командованием Роберта Пири, вольнонаемного инженера флота США, [4]4 июля 1892 г. 81°37,5 с. ш. (определено с помощью секстана. – Гл.). Достиг с Эйвином Аструпом и восемью собаками… Мы прошли более пятисот миль и находимся в прекрасном состоянии. Я назвал этот фиорд бухтой Независимости (Индепендес-фиорд – на современных картах. – Гл.) в честь дорогого всем американцам дня 4 июля, в который увидали его…»

5 июля путешественники двинулись назад и 3 августа успешно добрались до своей зимовки в бухте Мак-Кормик. Таким образом, если Ф. Нансен впервые пересек ледяной купол Гренландии на юге, то Р. Пири осуществил это на севере. Список его арктических рекордов пополнился очень важным событием.

Однако благополучие не всегда сопутствовало Р. Пири. В середине августа, когда он с супругой и эскимосами-гребцами занимался съемкой побережья в заливе Инглфилд, пропал геолог Дж. Вергоев. Тщательные поиски привели к его следам, обрывающимся на краю одного из близлежащих ледников. Очевидно, Дж. Вергоев сорвался по неосторожности с ледника и погиб в глубокой трещине. Цена за легкомыслие и прикосновение к тайнам Арктики всегда была очень высокой.

Итоги Северогренландской экспедиции по праву поставили Р. Пири в один ряд с видными арктическими путешественниками. Действительно, при подготовке и в ходе ее он проявил себя как отличный организатор и исследователь, открывший ранее неизвестную «землю», как человек завидного мужества и твердого характера. В то же время его одержимость первенства во всем, безусловно привлекающая внимание ревнивой научной общественности, часто ставила его, мягко говоря, в двусмысленное положение.

Например, в своей книге об экспедиции 1891–1892 гг. «По большому льду к северу» он объявил, что открыл новый способ полярных путешествий, использовав «внутренний лед вместо дороги, собак – как упряжь саней». Это утверждение, по оценке В. С. Корякина, не соответствовало действительности, поскольку «первые маршруты по ледниковому покрову Гренландии… были предприняты… датчанами Оцеаном и Ландорфом в 1728 году… Другое дело, что Пири впервые использовал здесь собачью упряжку с нартами… но значимость такого открытия все же меньше, чем трактует сам Пири, поскольку ее издавна использовали эскимосы на морском льду…».

Р. Пири также утверждал, что разработал новую систему походов в Арктике – «систему Пири», в рамках которой он использовал несколько вспомогательных отрядов, прокладывающих путь и создающих продовольственные базы для небольшой по численности главной партии. Последняя шла по этому пути, сберегая свежие силы для последнего броска к конечной цели. Однако, как заметил академик А.Ф.Трёш – ников – президент Географического общества СССР, бывший начальник станции «СП-2», а также руководитель 2-й и 13-й Арктических экспедиций, – «ничего нового в этой системе не было. Ее… предложил исследователь Сибири Ф. П. Врангель еще в первой половине XIX столетия. Этого способа передвижения на дальние расстояния придерживались жители Крайнего Севера: чукчи, а потом многие европейские полярные исследователи…».

Р. Пири был также уверен, что «ввел первый раз и показал годность различных новых черт выдающейся ценности для полярных путешествий: выбор зимних квартир, употребление путемера, барометра и термограф… Приобретенное мною подробное знание пролива Смита (за счет его картографирования. – Гл.) позволило мне показать различным ученым местности, наиболее годные для специальных занятий…». На это В. С. Корякин заметил: «Не изучение полярной природы занимало Пири, а совершенствование техники и организация маршрутов в экстремальных условиях Арктики. Природа, наука – это не для него… Неудивительно, что подобным отношением он создал оппозицию [к себе] в научной среде…»