СЕРГЕЙ ОБРУЧЕВ - НА САМОЛЕТЕ В ВОСТОЧНОЙ АРКТИКЕ

Попробуем пройти на восток, навстречу ненастью — надо проследить неизвестную реку. Дождь начинает хлестать, — это очень больно; если высунешь лицо из-за козырька, то колет лицо как будто иголками. Внизу мутно и мрачно — черные базальтовые склоны, озера в болотистых долинах. Река все течет на восток и не хочет поворачивать к северу в ущелье черного массива, ни на юг, через плоскогорье.

А нам надо уходить на юг, — дождь затягивает все. Куканов виражит вправо, мы скатываемся вниз, — потом пробуем пройти еще немного к востоку, и удается увидеть, как загадочная река, собрав множество притоков с севера и востока, бросается круто на юг. Значит это та главная вершина Белой, Урумку-веем или Ерумка, о существовании которой мельком упоминает Полевой.

Можно теперь спокойно убегать от туч, тем более, что восточнее мы уже были вчера. Вниз, на юг, к теплу и солнцу, снова в широкую долину Белой. Теперь все участки связаны, все ясно для нас на севере и западе Анадырского бассейна, остается только скрепить разрыв на юге.

Снова в Усть-Бельскую. Мы подходим к селению почти одновременно с катером, он подползает снизу. Весь эффект его прибытия, ожидаемого с нетерпением, — ведь он первый после прихода первого парохода, везет новости, почту, новых людей, новые продукты—испорчен нами. К самолету сбегается все население. Камчадалки, которые только что вязали юколу, успели уже накинуть праздничные платья, и берег пестреет яркими тканями.

Усть-Бельская издавна место ежегодной ярмарки, на которую съезжаются с Чауна и с верховьев, и снизу, теперь приобретает все большее значение. Это почти американский город, по здешним масштабам, строятся "небоскребы", в один этаж, но обширные: здание Райисполкома, все из нумерованных бревен, привезенных с "материка" (т. е. из Владивостока"), и второе, еще недостроенное, уже из местного леса. А рядом жилища — будки из каких то кусочков. Большие вешала, сплошь увешанные юколой и икрой в сетках: путина нынче необыкновенно хороша, А юкола—основа здешней экономики, обеспечение собачьей жизни, обеспеченный транспорт и значит, завоз муки, чая, табака и пр. И хотя минувшая зима была для собак ужасна, занесенная с юга собачья чума уничтожила собачье поголовье на 50 %, а местами на 75 %, все же местная жизнь более благополучна будет этой зимой, чем прошлой, когда было много собак, но мало юколы.

В тот же вечер, забрав с катера несколько бочек бензина, мы перелетели в Чекаево. Ветер дул навстречу и Куканов спустился прямо в узкую протоку, где стояла наша палатка. Самолет сел с точностью необыкновенной и только несколько листочков с соседнего куста зацепились за элерон.

Вся Чукоция есть не что иное как громада голых камней.

Поверхность ее везде шероховата и покрыта каменьями,

а из сих камней есть такие, что всякую меру превосходят.

Биллингс, 1791 г.

На берегу протоки лежит 17 бочек, — и сегодня, после полета на юг, мы опорожним последние, чтобы улететь в Анадырь, домой — как мы говорим. А с катера мы взяли еще 4 бочки — это за 3 дня. Ужасно прожорлива наша птица, но зато и работает безукоризненно. Уже дряхлая, (ведь по летам своим она могла бы выйти в отставку) — и с такими многочисленными недостатками, как, например, отсутствие необходимейших приборов — и все же она работает изо дня в день, безотказно. Моторы заводятся, как часы — нет случая, чтобы мы тоскливо сидели на реке, пока борт-механик ковыряет что-то в Бристоле или в моторе, и ругается сквозь зубы. И в воздухе ни разу не слышали мы предательских перебоев, изменений равномерного звука, которые сразу заставляют настораживаться и терять доверие к машине. А у нас с каждым днем все большее спокойствие в работе, все большая уверенность в том, что самолет полетит туда, куда надо, и столько, сколько надо-И наши маршруты прокладываются все с большей и большей правильностью, как математические линии, заполняющие с правильными промежутками пространство, а не так, как в прошлом году — как линии спортивных достижений, непрестанного горения, неуверенной надежды — "а вдруг удастся".