Юрий Иванов - Золотая корифена

— Боль адская, словно штопор в пятку ввинтили…

Старик оторвался от ноги и сплюнул в песок розовую жидкость. Я наклонился: ранка была рассосана, и в самом центре торчал черный кончик. Ну точно, иглы морского ежа. Слизь, которой они покрыты, очень опасна для человеческой крови, и поэтому пятку так разнесло. Кивнув мне головой, старик длинными коричневыми ногтями ухватился за кончик иглы и дернул. Стась еще раз вскрикнул и замолк. Операция окончилась.

Через полчаса, умывшись холодной пресной водой из ручья, сбегающего в океан невдалеке от деревни, мы сидели на низеньких скамеечках около жилища старосты, того самого седого, высушенного годами и солнцем старика, и за обе щеки уплетали из эмалированных мисок густую, наваристую уху. Потом нас кормили жаренными в масле бананами. Подавала нам еду девочка в красной юбке, внучка старосты. А жители деревни, их было совсем немного — человек сорок, сидели на земле полукругом и внимательно смотрели, как мы поглощаем пищу. Вскоре все выяснилось: да, мы в Гане. До Аккры километров сто двадцать, а до порта Тема — девяносто. Здесь, в деревушке, живут рыбаки. Большинство мужчин и женщин сейчас а Теме, На заработках. Там идет большая стройка. А с рыбной ловлей плохо: не сезон. Ловят мелкую рыбешку лишь сетками «накидками». Когда же рыба «пойдет», то мужчины вернутся из Темы и вся деревня будет ловить рыбу большими морскими неводами. Добываемую здесь маленькую плоскую рыбку солят и вялят. Раз в неделю за рыбой приезжает мистер Кран. Он покупает вяленую рыбу, а потом перепродает ее в Аккре. Когда он будет? Завтра. Вот с ним и можно уехать в Аккру. Или Тему.

В деревушке много свободных хижин, и нас ведут в одну из них. Хижина, искусно сплетенная из пальмовых листьев и накрытая конической, тоже из сухих пальмовых листьев крышей, просторна и чиста. Пол поднят над песком и сплетен из упруго пружинящих сучьев. Покрыт он мягкими душистыми циновками, сооруженными опять-таки из тех же пальмовых листьев.

— Вот и конец путешествию, — говорит Корин. После операции он повеселел. Боль в пятке успокоилась, утихла,

— Завтра доберемся до Темы, капитан порта свяжется с судном.

— А зачем нам капитан порта? Там «Полесск» стоит.

Точно. Там стоит теплоход-рефрижератор из нашего порта «Полесск». В Гане не хватает холодильников, и на «Полесске» морозят рыбу, которую наши рыбаки добывают для очень нуждающейся в продуктах республики. Конечно же, сразу на «Полесск». Радист отстукает ключом позывные «Марлина» и включит радиотелефон.

— Кто как, а я спать.

Стась вытягивается на циновке, рядом пристраивается Валентин, Петр. А я выхожу из жилища. Мне хочется посмотреть, чем здесь занимаются люди. Выспаться я успею на судне. Потом. Ведь я в Африке, в деревушке рыбаков. Такое случается не часто, и не следует сокращать необыкновенные часы, минуты сном.

Деревушка опустела. Только около хижины напротив нашей толчет деревянной ступой в большой деревянной бадье кукурузу молодая женщина в короткой синей юбке. Одна рука ее уперлась в крутое бедро, другая мерно и методично поднимает и опускает ступу. Открытая ее грудь упруго вздрагивает. Здесь, в ганских деревушках, не принято прикрывать грудь. Это в городе — в Аккре, Теме, Такоради, — там местные власти требуют, чтобы женщины и девушки одевали платья. Там даже штрафуют… Заметив мой взгляд, женщина улыбается и еще круче изгибает свой стан.

Я сбегаю с крутого берега из-под пальм на пляж. Здесь, на берегу, вероятно, собралась вся деревушка: ребятишки плещутся в воде, ползают на животах по песку, строят что-то из песка и ракушек. Женщины развешивают на веревках, натянутых между деревянными стойками, мелких плоских рыбок. Я подхожу ближе, рассматриваю: рыба, а, да это же рыба вомер! Она очень плоская, просто диву даешься: а где же у нее помещаются внутренности? Рыба имеет чуть заметный голубоватый отлив, она блестит, словно серебряная монета. Вот почему многие рыбаки называют рыбок «долларами». Казалось, будто однодолларовые монеты подвешены к веревкам над горячим песком. Перед тем как повесить рыбу сушить, женщины окунают ее в раствор, насыщенный солью, и затем ловко подцепляют на деревянные крючочки.

А вот и рыболовы. В воде по пояс стоит парень в кепке. Берег здесь более открыт для океанских волн. Лишь кое-где из белой пены торчат бурые скалы, и поэтому волны докатываются до самого пляжа. Парень стоит на камне, вода вокруг него пенится и кипит миллионами белых пузырьков. В руках у рыбака длинная черная сетка. Если ее расстелить на песке, то она примет форму правильного круга, по краю которого пришиты свинцовые грузила и продернута веревка. Раскрутив сетку над головой, парень бросает ее, она раскрывается большим зонтиком и погружается в воду. Выждав немного, рыбак дергает за веревку и подтягивает снасть к себе. Я вижу, как в ее ячеях бьется несколько серебряных рыбок. Освободив их, парень кидает рыбок на песок подальше от воды, а сам уже опять раскручивает сеть над головой. Бросок, eщe бросок… Руки у парня длинные, мускулистые, жилистые. Кожа шоколадно-оливкового цвета блестит от пота и водяной пыли. Бросок, еще бросок. И так целый день. Целый день свистит над головой сырая сетка, целый день печет, жжет тело солнце, а вода кипит и плещется вокруг его крепких, жилистых ног. Вон там еще один рыболов, и дальше на камнях мелькают над курчавыми головами мокрые сетки и, ослепительно вспыхнув надраенным боком, падают в песок серебряные рыбки вомеры. Но что это? Один из рыбаков что-то крикнул, и парни с сетками соскочили с камней, бросились к берегу. Ребятишки, плескавшиеся в воде, с воплями выскочили на горячий песок. Что случилось? Я подхожу к воде. Парень в кепке закуривает сигарету, вытащив пачку и спички из кепки, подает сигарету мне и чуть вздрагивающим голосом поясняет: