Эдуард Говорушко: Садовник

Я смотрела на Христа, а представляла Петра Ильича Чайковского, которого посадили на авианосец, запаяли в космическую капсулу, отправили в Чечню или на атомный полигон, и нотные знаки на его рукописях испарялись на моих глазах, несмотря на спонсоров, благодетелей, благотворителей. И вообще у человека столько невыясненного с той силой, которая произвела его, направила в жизнь, видоизменит его или уничтожит, а он грубо бросает в сущее булыжники. И чем круче эти булыжники, тем почему-то слава человека круче...

Представляю, как хитро подмигивает и совращает мозговая извилина... А душа сокрушенно молчит, хотя она и есть истинное пространство жизни.

Допишу завтра. Приехал иконописец и просит картины для детского приюта в Рождественском монастыре во Владимире. Провозилась целый вечер, отбирая из своей скромной коллекции то, что будет интересно детям.

Сады вокруг огромных особняков и четыре спальни

Пишу и думаю: что нового могу сказать об Америке я? Я, который не знает английского языка и не "варится" в американской среде? Я, который, как и все бывшие советские, приехал сюда с предвзятым представлением об Америке, заложенным уже в подсознании и сформированным односторонним убеждением в том, что все советское или русское - все равно лучше? Как-то я стал доказывать Але Кричевской, что самые красивые девушки - в России, не задумываясь о том, что у каждого человека, каждой нации и у каждого времени свои критерии оценки чего бы то ни было, в том числе и женской красоты. Аля скептически слушала, а потом спросила:

- А что, и ножки у русских девушек самые стройные?

- Конечно! - без тени сомнений ответил я.

- Бросьте! Вспомните Пушкина: "Только вряд найдете вы в России целой три пары стройных женских ног"!

- Это сколько воды утекло с тех пор!

- А вы все же присмотритесь.

Работа наша связана с постоянными переездами с места на место. И я стал присматриваться. Женщин разного возраста здесь чуть ли не в любое время суток можно увидеть на улице шагающими или убегающими от инфаркта, в майках, кроссовках и шортах. Был удивлен и посрамлен: у подавляющего числа белых американок красивые, стройные ножки. Даже у тех, на лица которых смотреть не хочется, даже у тех, кто, мягко говоря, склонен к полноте! Даже у тех, кто не занимается быстрой ходьбой или медленным бегом! Так вот, подумал я, не получится ли у меня так и с другими впечатлениями об Америке?

...Как-то в выходной мы все, за исключением Брюса (уехал в Висконсин на юбилей местной радиостанции, на которой начинал свою карьеру), решили провести полдня в Центральном парке Бостона. Дамы с детьми отправились за мороженым, а ко мне тут же обратилась длинная, сухопарая американка:

- Вы русский?

За моим "да" последовал другой вопрос:

- Давно здесь?

Я ответил и добавил, что приехал к дочери, которая успела уже стать гражданкой Америки и родить мне замечательных внуков.

- Можно позавидовать, - сказала она, а потом спросила: - вам здесь нравится?

Американцы считают свою страну лучшей в мире и уверены, что любой человек, где бы он ни находился и ни жил, мечтает переехать в Америку. Помню, я очень удивил свою американскую сваху - мать моего зятя. "Теперь, когда Юлия стала женой американца, вы с Наташей тоже можете переехать в Штаты", - "обрадовала" она меня, едва мы познакомились. И очень была озадачена тем, что я сразу же не бросился звонить в Иммиграционное бюро. Словом, когда американец спрашивает русского, нравится ли ему в Америке, в ответе он не сомневается. Но мне почему-то не захотелось сказать "да". Может быть, потому, что в последнее время я не раз сам себе задавал этот же вопрос и однозначно ответить на него не мог.

Подбежал Андрюша и протарахтел за секунду:

- Дед, я хочу угостить тебя мороженым! Посмотри, какой я нашел бабушке подарок! Гриб! Сыроежка, его можно кушать! Помнишь мы с тобой нашли такой в лесу! Бабушка, это тебе! Я тебя люблю тридцать, сорок, пятьдесят раз! Это много!

Я представил своей собеседнице Наташу, Юлию, Андрюшу и Анечку.

- Какие прелестные дети! И все же, думаю, вы здесь счастливы и не скучаете. - она опять повернулась ко мне. - Вы ведь все вместе...

А действительно, может быть, это и есть счастье: под занавес быть вместе с детьми и внуками, жить ими, радоваться, если жизнь их складывается, и помогать, если в твоей помощи нуждаются близкие?

Когда-то мать рассказала, что ребенком я практически всю войну проболел. Одна тяжелая болезнь сменяла другую: ревматизм и ревматический порок сердца, тяжелое воспаление легких, зачатки туберкулеза, брюшной и сыпной тиф...