Михаил Ромм - Штурм Пика Сталина

В начале октября караван из двухсот верблюдов перешёл обмелевшие реки и вышел на ледник. Верблюды скользили по ледяным буграм, резали себе ноги об острые камни. Чем дальше, тем трудней передвигался караван. Шедшие впереди верблюды постетюнно сбивали камни и гальку с бугров морены, об – нажая лёд, на котором беспомощно скользили и падали остальные.

Для «кораблей пустыни» глетчер оказался непреодолимым препятствием. Только половина каравана дошла до Чортова гроба. Здесь верблюдов пришлось заменить лошадьми.

Первый караван лошадей пришёл к месту постройки 21 октября. В тот же день было распланировано место для станции и установлен барометр для наблюдений. Рабочие и зимовщики – метеорологи, пришедшие с первым караваном, – поселились в юртах и палатках.

Работа закипела. Постройкой руководил Блезе, бывший тогда помощником Бойкова. Бойков оставил в своём ведении самое трудное: переброску материалов. День и ночь находился он в пути между Алтын-Мазаром и станцией.

В двадцать дней был построен фундамент и собран каркас здания. В ноябре разразился первый осенний буран. Температура упала до минус 20. Сила ветра достигла 30 метров в секунду. Трижды срывало бурей юрту, в которой помещалась кухня.

Ночью во время бурана на радиомачте, на стойках палаток, на пальцах поднятых кверху рук светилось атмосферное электричество, загорались сент – эльмские огни: словно тихое пламя свечи горели они, не мигая, в бушующих порывах вьюги.

Строители отсиживались в палатках, используя для работы редкие периоды затишья.

Бойков гнал караван за караваном вверх по леднику. Лошади доходили до последнего подъёма. По фирну к станции материалы поднимали на руках.

Первый буран продолжался шесть суток. А после двух дней затишья начался второй. С 21 октября по 4 декабря только восемнадцать дней не было вьюги.

4 декабря началось труднейшее отступление строителей по леднику, по занесённым снегом перевалам через Заалайский и Алайский хребты. При переправе через Саук-Сай караван отряда вновь испытал на себе коварство горной реки. Вода была низкая, по колено лошади. Но когда караван переходил реку, где-то выше прорвался ледяной затор. Хлынувшая вода унесла двух лошадей с ценным грузом – фотографическими снимками.

В 1933 году инженер Бойков был назначен заместителем директора Ташкентского института высокогорных (исследований. Строительство продолжал Блезе.

Работы возобновились в июне. Главной трудностью были переправы через реки в высокую воду. Блезе переправлялся через Саук-Сай и Сельдару восемнадцать раз, его помощник Розов и вьючники Колыбай и Керимбай – значительно больше. Пока Владимир Рихардович рассказывает историю строительства, Каплан успевает «запечатлеть» нас со всех сторон.

Каплан фотографирует с самого утра. Он снимает станцию, рабочих, зимовщиков, окружающий пейзаж. Он снимает кинамой, «лейкой», стереоскопическим аппаратом. Фотографы-любители показывают ему свои негативы. Каплан консультирует.

На фирне Кашал-Аяка мы видим маленькую чёрную точку.

Это Абалаков пошёл на перевал «размяться» после вчерашнего четырнадцатичасового похода. Маслаев сидит в радиорубке, вернее радиоюрте. Радисту обсерватории никак не удаётся наладить станцию и связаться с внешним миром. Маслаев, обложившись руководствами по радиоустановкам, мотками проволок, катушками, лампочками, клеммами, инструментами, пытается найти верную схему.

Так – в работе и беседах – проходит день. К вечеру возвращается Абалаков. Где-то на перевале он едва не провалился в трещину и основательно поранил ногу.

На другое утро в щель слюдяного окошечка палатки просачивался тонкий веер снежной пыли. За ночь разразился буран. Скала с мутными очертаниями юрт, палаток и обсерватории казалась островом в море тумана и туч, застилавших глетчер. Иногда порывы ветра разгоняли облака, открывали какую-нибудь вершину, группу скал, висячий ледник. Потом снова все исчезало в сером крутящемся хаосе.

Каркас обсерватории был завешан с наветренной стороны большими войлочными кошмами. Под защитой кошм работа продолжалась. Возле здания Колыбай, пришедший вчера с караваном из Чортова гроба, седлал лошадей. Караван возвращался порожняком к языку Федченко, и Блезе предложил нам воспользоваться оказией и ехать верхом.

Нас поразило прекрасное состояние лошадей, проработавших на леднике все лето. Блезе объяснил это хорошим уходом за ними и тем, что лошади были специальной кашгарской породы, привычные к горам.