Михаил Ромм - Штурм Пика Сталина

Ураим Керим и Нишан вскакивают на ноги.

– Мы пойдём высоко-высоко, туда же, куда пойдут «начальники», – говорят они в один голос.

Ураим Ташпек, прозванный за частые симуляции «Ураим – голова болит», и Абдурахман молчат. Эти двое всегда категорически отказывались подниматься выше «5600», ссылаясь на горную болезнь.

Молчит и Зекир Прен. Глаза его горят, он напряжённо думает о чем-то. Я уже давно наблюдаю за этим человеком. Умный и властный, он умеет подчинять остальных носильщиков своему влиянию, хотя старшим среди них назначен Ураим Кер я. И я знаю, что Зекир пока —, не наш друг. Он – на распутья. Оковы древних заветов корана и крепкие родовые связи, незримо ведущие за границу, в Китай, уда бежали старшины рода, ещё тяготеют над ним. В его взгляде я нередко читал отчуждённость и презрение, особенно, когда кто-нибудь из нас – в семье не без урода – говорил с ним начальнически и резко. Но стоило побеседовать с ним дружески, и – хотя приходилось объясняться жестами больше, чем словами, – Зекир Прен показывал сверкающий оскал своей улыбки. В нем не было наивной непосредственности Нишана и Ураима Керима, не было и уклончивой и расчётливой хитрости Абдурахмана. Он был прямой и цельный человек, Зекир Прен, и он стоял на распутьи:

одна дорога вела в эмиграцию или – ещё хуже – в басмаческую шайку, другой путь – трудный и долгий – вёл к учёбе, к КУТВ, к Москве.

Мне казалось, что этого смелого и сильного человека можно завербовать на нашу сторону теперь же, сделав его сознательным и равноправным участником тяжёлой и опасной работы. И тогда именно от него можно было бы ждать в критические минуты восхождения подлинного геройства.

В сущности начало уже положено нашей беседой. Зекир заинтересован, захвачен. Ночью, в тишине палатки, новые и необычайные мысли будут мешать ему спать.

Через два дня, чтобы сгладить впечатление от смерти Джамбая, мы устраиваем спортивный праздник. Мы расчищаем от камней небольшую площадку возле лагеря и организуем комические эстафеты, цыганскую борьбу, перетягивание каната. Носильщики с увлечением и азартом участвуют в соревнованиях. Победители получают призы – печенье, конфеты, шоколад. Наши гимнасты – Шиянов, Гок Харлампиев и Абалаков – демонстрируют приёмы акробатики. При наиболее эффектных номерах носильщики ахают от восхищения. Маленький Абдурахман обнаруживает недюжинный темперамент: он пытается тут же повторить трудные сальто, каскады и кульбиты и забавно кувыркается на разостланных спальных мешках.

Праздник закончился волейболом. Этот своеобразный волейбольный матч на высоте Монблана был разыгран, за отсутствием мяча, большим туго надутым резиновым мешком, служившим одному из нас подушкой…

День за днём проходил в ожидании приезда Николая Петровича с радиостанцией. День за днём мы упускали лучшее для восхождения время. Прекрасная солнечная и безветренная погода. а могла испортиться. Могли наступить туманы, ветры и холода. Кроме того продовольствие и топливо были на исходе. Нам пришлось уже собирать разбросанные вокруг лагеря обрывки бумаги, ненужные куски дерева. Таким образом нам удалось запасти топлива ещё на три дня.

19 августа мы устраиваем совещание. Мы решаем, что на другой день все, кроме Абалакова, Гетье, Гущина, Цака, Каплана и меня, отправятся в подгорный лагерь, где было много продовольствия и топлива. Шиянов и Шибшов должны пройти дальше, к базовому лагерю, и установить связь с Горбуновым.

20-го утром Маслов, Шиянов, оба Харлампиева, Волков с красноармейцами и все пять носильщиков уходят. Они надевают рюкзаки со спальными мешками. Гок Харлампиев трубит в горн, и маленький отряд отправляется в путь. Вскоре он исчезает в буграх морены.

В лагере сразу становится пусто и тихо. Мы приводим лагерь в порядок, чистим походные кухоньки и кастрюли, варим обед. После обеда Гущин идёт с биноклем на большие скалы рядом с лагерем. Вскоре мы слышим его голос:

– Идут, идут!

На тропинке, вьющейся по склону горы на правой стороне ледника Сталина, мы различаем маленькие фигурки людей и лошадей. Слышны рулады горна.

Наши товарищи встретили караван и вернулись с ним в лагерь.

Задержка объяснялась просто: детали радиостанции, которые ждал Горбунов, не могли быть доставлены из Алтын-Мазара в базовый лагерь из-за высокой воды в Саук-Сае и Сельдаре.

С караваном пришёл и Елдаш, отставший от нас в Бордобе. Он выздоровел, его большие чёрные на выкате глаза весело сверкают, и молодецкие усы лихо закручены. Он вступает в обязанности повара, переводчика и старшего над носильщиками.