Дмитрий Шпаро - К полюсу!

Когда «Фока» в 1912 году не вернулся, в России раздавались голоса, призывавшие к организации спасательной экспедиции. Ведь на судне не было радиостанции, и судьба его оставалась неизвестной — предполагали даже, что оно погибло. Комитет бездействовал.

А когда в октябре 1913 года капитан Захаров добрался до Архангельска и бедственное положение экспедиции Седова совершенно выяснилось, предпринимать что-либо было уже поздно.

Георгий Яковлевич об этом ничего не знал, он был полон решимости во что бы то ни стало продолжать плавание к берегам Земли Франца-Иосифа, а затем идти к полюсу. Но промелькнуло лето, а льды все еще держали в плену «Михаила Суворина». Да, во время зимовки Седов переименовал «Святого мученика» в честь своего «благодетеля» — редактора газеты «Новое время».

Только 3 сентября судно почувствовало свободу, а 6-го подул желанный восточный ветер, и судно вместе со льдами понесло от берега...

Запись в вахтенном журнале: «Офицерский состав экспедиции позволяет себе выразить следующее единогласное мнение: экспедиция в данное время располагает топливом в лучшем случае на двое суток хода судна, если будет сожжено все, что можно. Офицерский состав экспедиции считает достижение Земли Франца-Иосифа очень маловероятным. Судно, вернее всего, будет затерто льдами. Лишь меньшая часть экспедиции снабжена подходящей теплой одеждой... Удачный исход зимовки является очень сомнительным, так как охотой может пропитаться 3 человека, но не 17... Тем паче должна отпасть всякая мысль о прямой цели экспедиции: достижении Северного полюса».

Это был ультиматум, почти бунт на корабле. Офицеры требовали: «Взять курс на зюйд».

Седов повел судно к норду!

Несколько дней начальник экспедиции почти не сходил с мостика. Лавировали в тяжелых льдах, жгли в топке бревна, доски, старые ящики.

И все-таки они пробились!

Наверное, с полным удовлетворением писал Седов очередной приказ: «Больших трудов стоило старому дряхлому судну добраться до этих широт, тем более что на пути встретилось нам столько льду, сколько ни одна экспедиция, кажется, не встречала (пояс шириной в 3,5°). А если прибавить сюда весьма ограниченный запас топлива и довольно малую скорость судна, то можно сказать смело, что наша экспедиция поистине совершила подвиг. Мы отбросили свои личные интересы и, сплотившись в одно единодушное целое на пользу дела экспедиции и на радость Родине, добрались сюда. Здесь наш труд, здесь наш и отдых».

Судно встало на вторую зимовку в бухте Тихой на острове Гукера. Условия жизни были крайне тяжелыми. Помещения едва отапливались, в каютах лежал лед, и одеяла по утрам нередко примерзали к переборкам, на судне свирепствовала цинга.

«Главная наша пища — каша да каша. Самое неподходящее питание для полярных стран», — записывал в дневнике участник экспедиции, впоследствии известный советский полярный исследователь Владимир Юльевич Визе.

Свежего мяса было мало. Пришлось есть и полутухлую солонину, а она-то и в доброкачественном состоянии не может обезопасить от цинги.

«Перед выходом экспедиции, — пишет В. Ю. Визе, — некоторые участники ее указывали Седову на неуместность включения солонины в список основных пищевых продуктов экспедиции. Но Седов был упрямый человек и от солонины не отказался, сославшись на то, что «в военном флоте и гидрографических экспедициях всегда употребляли солонину».

Несмотря на цингу, первая зимовка прошла относительно благополучно. Но в бухте Тихой болели почти все — только трое оставались здоровыми. Кровоточили десны, многие жаловались на одышку, на странные «ревматические» боли, некоторые едва передвигались на опухших, скрюченных ногах. Болен был и Седов, иногда он целыми днями не выходил из каюты.

«Совсем разбиты ноги ревматизмом, — день за днем читаем мы в его дневнике. — Я по-прежнему слаб, кашляю отчаянно... Испытываю какое-то болезненное состояние... Опять ноги простудил, опять голени болят...»

Седов пишет о болезни сдержанно. Он не хочет даже в дневнике выказывать свою слабость. Записи участников экспедиции более тревожны: «Сегодня признаки цинги — очень острая боль в ногах, опухоль и краснота — появились у Георгия Яковлевича». «Георгию Яковлевичу стало хуже. Он очень слаб, бледен, страдает отсутствием аппетита, болью в ногах и слабостью десен».

Несмотря на болезнь, несмотря на то, что еще первой зимой большинство ездовых собак погибло, Седов продолжал подготовку к полюсному походу. Пожалуй, никто, кроме него самого, не верил, что есть малейшие шансы на успех. Н. В. Пинегин в те дни писал: «Для подвига нужны силы, — теперь же сам Седов не знает точной меры их. До похода пять дней, а больной то встает, то опять в постели... Но в решение Седова начать борьбу никто не может вмешаться. Существует нечто , организовавшее наше предприятие; это нечто — воля Седова ».