Антон Кротов - Через семь границ

Наконец, мы достигаем села на развилке Степанакерт—Мартакерт. Указателей нет, проверить-спросить тоже не у кого. Наверное, эта развилка. А может, и нет. Уедем отсюда хоть куда-нибудь.

Решили не уходить за село: здесь мы, как и в случае с воинской частью, будем стопить любую машину, будь она на Мартакерт или на Степанакерт. Если же мы пройдём развилку, мы тем самым сделаем выбор — куда мы хотим поехать, и этот выбор может стать неправильным. Например, уйдём по одной из дорог, а машин на ней не будет. Так мы и остались на развилке, настали сумерки.

— Пойдём ночевать к местным жителям! — предлагал Олег. — Вчера так легко вписались, а ты не хотел! Вон дом, мужик советовал туда обратиться переночевать!

Действительно, неподалёку стоял двухэтажный дом, русский водитель назвал его «сельсовет» и сказал, что если мы не уедем, можем переночевать там. Но выглядел дом сей не очень гостеприимно, лаяли собаки, окна были потушены.

— Нечего людям проблемы устраивать! Пошли, в палатке переночуем! — и мы отошли от дороги и поставили палатку на диком поле. Рядом с дорогой

(чуть-чуть мы поднялись вверх) росли травянистые растения, уже высохшие, жёлтые, высотой по колено. Видовую принадлежность растений я не установил. Поставили палатку на этом поле. Люди нас не беспокоили.

В 6.15 утра мы уже на трассе. Стоять на развилке — неблагодарное занятие. Думаешь, что машина пойдёт направо, подготовился её стопить, а она налево. Или наоборот. Упустили «Камаз» в сторону Мартакерта. Как рассвело, местные жители — четверо крестьянского вида мужиков средних лет — скопились на этом же повороте, где стояли и мы, желая уехать куда-либо, и своими разговорами и вопросами «Коконаци?» отвлекали нас от приманивания машин (которых, впрочем, не было видно).

Наконец, некий старый «ИЖ-каблучок» с тремя человеками в кабине взял ещё шестерых в свою маленькую и тёмную гробницу-кузов. Для полноты ощущений некоторые пассажиры сразу же закурили. Машина шла в Мартакерт!

Во времена СССР Нагорно-Карабахская автономная область, населённая в большинстве своём армянами, административно подчинялась Баку.

Спустя много лет, в 1990-91 годах, когда Советский Союз затрещал по швам и в конце концов рассыпался, между Арменией и Азербайджаном началась война, которая, то затихая, то активизируясь, длится до сих пор. Кто кого притеснял в Советском Карабахе — судить не мне, но армяне в один голос утверждают, что азербайджанцы притесняли их. На сегодняшний день армяне вытеснили азербайджанцев не только из Карабаха, но и из некоторых соседних районов.

Сейчас Нагорный Карабах — чрезвычайно засолдаченная местность. Половина из всех встреченных нами людей были солдатами в разных проявлениях (зелёные пятнистые обыкновенные; ВАИшники; военные и гэбисты без специальной формы; военные водители).

Города и сёла Карабаха разрушены. Единственный город, который восстановлен, — столица, Степанакерт. Многие жители Карабаха стали беженцами: азербайджанцы в Азербайджан, армяне — в Армению. В Мартакерте из пятнадцати тысяч жителей осталось три тысячи. Пустые, пыльные улицы, почти нет ни людей, ни машин. В руинах города Шуша, Агдам, Лачин…

Нагорный Карабах не считает себя частью Армении. Сейчас это вполне самостоятельное армянское государство. Хотя деньги и паспорта армянские, но почтовые марки уже свои, карабахские, и президент свой, карабахский, и на новых картах Армении, изданных в Ереване, заголовок гласит:

АРМЕНИЯ и НАГОРНО-КАРАБАХСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Интересно, что «исторически армянские» (или случайно подпавшие под горячую руку и завоёванные) Кельбаджар, Лачин, Агдам, Физули и другие райцентры даже на новых армянских картах отмечены как азербайджанские. Ни одной карты с текущим положением фронта в Армении мы не видели.

Итак, через полтора-два часа, пропылённые и прокуренные, мы вылезаем из ящика-кузова «каблучка» на городской площади в центре Мартакерта…

Многочисленные развалины. Мёртвое, заржавленное «Колесо обозрения».

Редкие жилые дома. В других домах — трава по пояс, цветы, торчащие из пустых окон. В центре города — памятник солдатам Отечественной войны, заросший и облупившийся. Рынок — куча арбузов. Цены втрое выше, чем в Араратской долине. Источник-фонтан, люди с вёдрами, бидонами и флягами. Почтамт — тоже пострадавшее от войны, облупленное здание. Письмо в Москву отправить можно, но сколько будет идти, никто не знает. Солдаты разъезжают в кузовах редких грузовиков.