Ю. Щербачев - Поездка в Египет

Константин протяжно засвистел, пуская в небо струю белого как снег пара, и тронулся.

— Не забывайте нас, пишите! кричали из каика посольские товарищи.

Перевесившись за борт, я кивал им головою в ответ на те прощальные поручения и советы, которые произносятся в последнюю минуту пред разлукой и обыкновенно не имеют никакого смысла.

— Возвращайтесь скорее!

— Вспомните обо мне, когда будете в Бейруте.

— Смотрите, не заболейте!

Каик начал заметно отставать.

— Привези мне пирамиду, просил один из провожавших;—конечно выбирай которая поменьше…

Другой сложил руки рупором и приставил их ко рту.

Достаньте сфинкса! кричал он, — непременно живого… или негритёнка, они там дешевы, содержать ничего не стоит — едят всякую дрянь… когда вырастет, перепродадим с ба-ры-шом!..

Долетело еще несколько слов искалеченных расстоянием, и товарищи замахали платками: навевая попутный ветер, платки гнали прочь бурю, смерчи и подводные камни.

За кормою тянулась по Босфору бирюзовая лента воды с узорами из пены; неуловимо-причудливые, они таяли, сливались и вновь расходились по поверхности: точно морские царевны с волшебною быстротой плели и расплетали венецианское кружево: несколько чаек слетелось полюбоваться на это диво.

Солнце между тем зашло: на азиатском берегу полымем вспыхнули, отражая закат, бесчисленные окна Скутари и Кадикёя; Стамбул плотнее окутался в жемчужный туман, и только абрисы его мечетей вырезались на огненной полосе зари: над лесом мачт у пристани, черепичные крыши Галаты и Перы [1] Константинопольские кварталы, расположенные против Стамбула по другую сторону Золотого Рога. смешались в бесформенную массу. Далеко за нами, ширкеты [2] Так называются сокращенно пассажирские пароходы компании Ширкет-и-Хайрие (т. е. компании «Хайрие»), поддерживающие сообщена между Константинополем и бесчисленными местечками, рассыпанными по берегам Босфора. , свистя, дымясь и лопоча колесами, снуют в устье Золотого Рога и разгоняют лодки величиною с ореховую скорлупку. Вон и знакомый каик. Товарищи, — маленькие премаленькие, — все еще машут платками. Прощайте, прощайте… Прощай Константинополь!

Предо мною открытое море; левее еще видны Принцевы острова и южный берег Исмидского залива, а прямо ничего не видать кроме неба и воды.

Путешествие из Константинополя в Александрию с пароходами Русского Общества, заходящими в малоазийские порты и на некоторые острова Архипелага, длится 12–13 суток. С Ллойдом и египетскою компанией Хедивие можно совершить этот переезд прямым сообщением менее чем в неделю. Нынешнею зимой и наши пароходы, минуя сирийский берег, где, вследствие чумы в Багдаде, был учрежден карантин, ходили в Александрию в шесть дней. Но вчера, когда я уже взял билет в русском агентстве, было получено известие о снятии карантина, и Константин снова делает круговой рейс. [3] С 1878 года и Русское Общество установило правильные рейсы прямого сообщения.

Кроме меня в первом классе всего двое пассажиров, оба в сюртуках турецкого покроя и в фесках: один с проседью в подстриженной бороде. — Нусрет-паша, только что назначенный генерал-губернатором в Адану; другой — черномазый молодой человек, по видимому его секретарь.

Нусрет-наша едет в Мерсину, ближайшую от Аданы гавань; он везет с собою гарем (семейство): жену, детей и невольниц. Женщины одеты в неуклюжие, скрывающие стан подрясники из полосатой материи, какую обыкновенно употребляют на перины. (Семен Семенович. капитан Константина, называет наших спутниц ходячими матрацами); вместо прозрачных яшмаков, чадры из темного ситца покрывают лицо: не разберешь даже которая госпожа. Их почти и не видно; сидят они в дамской комнате или за занавеской в глубине кают-компании; порою иная прошмыгнет мимо нас бесшумною поступью…

Генерал-губернатор и его секретарь по-французски объясняются довольно плохо, но понять можно. Первый рассказывает о своих похождениях в Европе, в особенности любит останавливаться на пребывании своем в Париже; говорит о всемирной выставке, о дворе. Секретарь слушает с благоговением.

— Император Наполеон III предложил мне однажды чубук, повествовал между прочим Нусрет-паша, — а я никогда не курю, потому что это портит желудок. «Хоть я и Турок», отвечал я его величеству, «однако не курю, как Турок». Император много смеялся. И тут же Нусрет-паша вспомнил о каком-то черном соусе, которым его угощали во дворце: ни сперва, ни после ему не случалось есть ничего подобного.