Эдуард Лухт - Год на острове Врангеля. Северная воздушная экспедиция

В общем личный состав экспедиции — летный — был подобран на славу, с большим практическим стажем и организационным опытом.

Итак, в далекий путь!

В середине июня наши самолеты уже стояли на борту «Колымы», вызывая удивление со стороны иностранцев, очевидно пораженных хлопотливой энергией советских людей, всюду старающихся применить новейшие достижения техники.

Нечто среднее между скептицизмом и невольным уважением к нашей затее видели мы в их глазах.

Лежбище сивучей…Далеко от нас, на береговых скалах, нежился зверь…

На палубах парохода, перегруженных «до отказа», было трудно пройти. Командир судна отрывистым гоном отдавал своим помощникам последние приказания, входя во все детали подготовки к рейсу.

Предстоял тяжелый, неизведанный рейс, который может окончиться и через три месяца и… через долгие годы полярных зимовок. В специальной комиссии Совторгфлота с капитаном долго не соглашались, долго водили на карте по красной линии, которая очерчивает границы полярных вод, доступных плаванию, но должны были уступить знатоку полярных рейсов, много лет изучавшему движение льдов в Северо-Полярном море.

21 июня наш пароход, нагруженный припасами для отважных полярных людей, заброшенных в далекие фактории, отплыл.

Первая часть пути в Японском море проходила скучно и однообразно. Море было «ласково, словно теленок», — как шутил наш капитан, долго рассказывавший нам о своем предыдущем рейсе в 1926 году на остров Врангеля на «Ставрополе» для доставки туда колонистов.

— На Чукотском полуострове, — рассказывал он, — вместо нескольких туземцев к нам пришло 57 чукчей и эскимосов, захотевших переселиться на остров Врангеля. Объясняется это тем, что на Чукотке они голодали; промысел на моржа был плохой. Мой пароход превратился в какой-то зверинец. Туземцы взяли с собой своих непременных спутников — собак… Штук, этак, сто. Псиная орда была напихана везде: под кунгасами [6] Кунгасы — лодки, отличающиеся от обыкновенных большой грузоподъемностью и особой прочностью, необходимой для плавания во льдах. Употребляются для связи парохода с берегом в полярных плаваниях. , шлюпками, во всех коридорах и проходах.

Целые дни собаки выли и ворчали. Вой обычно начинался на корме, оттуда переходил на середину и подхватывался на носу парохода. Этот концерт начинался в 4 часа утра и продолжался до 8 часов вечера, когда собаки засыпали.

Жизнь на пароходе показалась туземцам, как они говорили, очень «хошей». Они круглые сутки спали, поднимаясь только поесть да попить чаю. Они пили его прихлебывая и причмокивая, так что чмоканье раздавалось по всему пароходу.

На остров ехали охотно, потому что там никто зверей не бил, место новое — значит богатое!..

«Как-то им понравилось там?.. Оправдались ли надежды туземцев?» — думали мы в ответ на рассказы нашего капитана…

25 июня, после краткой остановки в северном японском порту — Хакодатэ, где производилась приемка товаров для Сибторга, были куплены два кунгаса, мы отправились дальше.

Следующая последняя стоянка была уже на Камчатке, в бухте Петропавловске, глубоко врезавшейся в суровые берега неприветливого полуострова.

Уже далеко с моря мы заметили высокие сопки, словно стерегущие постоянную тишину в огромном каменном ковше — естественном порту.

Петропавловский порт отделен от моря Авачинской губой, которая словно нарочно оставила сорокасаженные ворота для прохода судов.

Это огромной важности тихоокеанский порт, забытый старым правительством и вследствие этого не получивший достойного развития.

Это центр огромной, богатой, пока еще не заселенной Камчатки [7] В 1929 году советским правительством организовано «Акционерное Камчатское Общество», ставящее себе целью разработку и добычу естественных богатств полуострова и дальнего северо-востока Сибири. .

У подножия высокой (до 2.500 м) сопки, расцвеченной вверху полосой сияющего в солнечных лучах снега, мы набрали пресную воду, приняли уголь и снова вышли в Тихий Океан. Здесь наше путешествие, носившие ранее характер «увеселительной прогулки», превратилось в тяжелое и трудное испытание.

Океан встретил нас злобно: мы сразу же попали в зверский шторм. Это было нечто невообразимое по размаху и силе разрушений, производимых на палубе «Колымы».