Генри Мортон - Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

На следующий день, рано утром, майор Экланд, уроженец Девоншира, недавно переселившийся в Пембрукшир, выехал к французам с ультиматумом, составленным на не слишком хорошем английском языке и подписанным лордом Каудором:

Сэр,

Превосходство в численности войска, находящегося под моим командованием и ежечасно увеличивающегося, не дает мне иного выбора. Я требую безоговорочной сдачи в плен всего Вашего отряда. Всецело поддерживаю Ваше намерение избежать кровопролития, которого не произойдет только в случае Вашей немедленной сдачи. Майор вручит Вам это письмо. Ожидаю Вашего решения до десяти часов.

С уважением и т. д.

Французы, разумеется, безоговорочно сдались. Сначала они открыли полки своих мушкетов и высыпали порох, затем под бой барабанов прошагали без оружия и без знамен к перекрестку дорог на Фишгард и Гудвик.

Пленных развели по местным тюрьмам, и, если я знаю что-либо о йоменах и ополченцах, британские победители устроили целую череду застолий! Но рассказ еще не закончился. Две валлийские девушки, прислуживавшие в одной из тюрем, влюбились в двух французских солдат. Они тайком передали им берцовую говяжью кость, и французы сделали подкоп. Ночью несколько солдат выбрались через эту дыру, и девушки провели их к грузовому судну, стоявшему в гавани. Французы поднялись на судно, но не смогли отплыть, потому что был отлив. Тогда они захватили яхту лорда Каудора и убрались восвояси!

Французы женились на своих валлийских возлюбленных, и рассказывают, что когда в Амьене был подписан мир, девушки приехали в Пембрукшир, где им был оказан теплый прием!

Так закончилось вторжение в бухту Фишгарда.

Я ехал по унылой, продуваемой солеными морскими ветрами земле. Машина то карабкалась наверх, то катилась под гору. Казалось, в конце пути меня поджидает что-то великое и незабываемое: ведь дорога, по которой я ехал, была пустынной, старой и печальной. День выдался серенький, на зеленую равнину накатывались волны Атлантики, высокие горы Уэльса остались на востоке.

Я подъехал к селению с тремя улицами. Тихая деревенька, посередине — серая башня, которую словно сдуло с большой церкви. Приблизившись, я увидел, что башня составляет часть великолепной церкви, прячущейся в низине. Архитектор хотел защитить храм то ли от океанских ветров, то ли от пиратов, этого нам узнать не дано, но вряд ли найдется другая такая церковь, столь надежно укрытая от ветров и от людских глаз.

Собор Святого Давида — самое значительное историческое здание Уэльса. Я спустился по тридцати девяти ступеням и, прежде чем войти, посидел какое-то время, глядя на церковь. Снаружи, решил я, восхищаться нечем, разве что связанными с собором фактами.

Это самый старый собор Великобритании. При его основании встретились римская Британия и Уэльс. Заложен он был святым Давидом примерно в 550 году, то есть за сорок семь лет до того, как папа Григорий послал святого Августина обратить Англию в христианство! Когда в этих местах построили первую христианскую церковь, то, возможно, единственными другими христианскими церквями в Британии были белая часовня святого Ниниана в Уитхорне и маленькая келья отшельника в Гластонбери.

Святой Колумба только что основал свой первый монастырь в дубовой роще Дерри, еще не покинул Ирландию, чтобы основать христианскую общину на острове Айона. Смотришь на церковь и не веришь своим глазам: ведь она стояла здесь до Айоны, до Кентерберийского собора, до Линдисфарна!

Я смотрел на собор и пытался вообразить, как выглядели острова, когда святой пришел в это суровое место, чтобы построить церковь. По всей Англии были разбросаны римские руины, и в римских городах, таких как Лондон, на улицах росла трава, из разрушенных стен пробивались сорняки. Саксы боялись призрачных старых городов, думали, что здесь водятся привидения. Возможно, так оно и было. Бриттов вытеснили в горы, и они унесли римское христианство с собой.

Какой-нибудь почтенный старец мог бы рассказать, как, будучи мальчиком, беседовал со стариками, пережившими тот жуткий хаос, что последовал за уходом римских легионов после четырехсотлетней колонизации страны. Он наверняка слышал истории о спокойных и безопасных римских временах. Для него и для его поколения те, конечно же, были «добрыми, старыми временами». Ему много рассказывали о руинах, до сих пор разбросанных по окрестностям, о храмах и театрах, о просторных виллах и мостовых, о мозаиках, садах, оранжереях и рыбных прудах.